ЕСПЧ о поборах за длительные свидания с осужденными

Постановление ЕСПЧ по делу «Видиш против России» (Vidish v. Russia, жалоба № 53120/08) от 15 марта 2016 года (извлечение в моем переводе):

«37. <…> Суд отмечает, что сборы за длительные свидания были установлены приказом администрации [ФКУ ЛИУ-3 УФСИН России по Курганской области, которое в то время именовалось ОФ 73/3 ЛИУ] и покрывали часть расходов на оплату за электроэнергию, воду и отопление, стоимость постельного белья и часть зарплаты сотрудников учреждения. Приказ Министерства [юстиции России № 205 от 03 ноября 2005 года] об утверждении Правил внутреннего распорядка исправительных учреждений предусматривал возможность введения оплаты осужденными или лицами, прибывшими на свидание, «дополнительных услуг» при проведении длительных свиданий <…>. Стоит также отметить, что директор [ФСИН России] указывал [в своем письме] начальнику лечебного исправительного учреждения, что взимание с заключенных платы за использование помещениями для длительных свиданий противоречит [УИК РФ] <…>. Таким образом, расходы по обеспечению заключенным приемлемых условий во время длительных свиданий со своими родственниками должна была нести администрация исправительного учреждения, а не заключенные и члены их семей.

38. Несмотря на то, что ни заявитель, ни его дочери [приехавшие на длительное свидание с ним] не просили ни об организации каких-либо особых условий для свидания, ни о дополнительном оборудовании помещения для свиданий, от них ожидали оплаты части заработной платы сотрудников учреждения и расходов на [коммунальные] услуги, которые не могут рассматриваться как «дополнительные услуги». Поскольку российское законодательство не предусматривало возможности перекладывания стоимости основных услуг на родственников заключенных, рассматриваемые ограничения представляются самовольной инициативой администрации лечебного исправительного учреждения. Суд также отмечает в связи с этим, что сборы за длительные свидания были отменены вскоре после первого свидания заявителей со своими дочерьми, поскольку через несколько месяцев у заявителя было еще одно длительное свидание, на этот раз без оплаты <…>.

39. В связи с вышеизложенным Суд считает, что рассматриваемое вмешательство [в право заявителя на уважение семейной жизни] не может быть признано «предусмотренным законом» [как того требует статья 8 Конвенции]. <…>

40. Соответственно, имело место нарушение статьи 8 Конвенции в связи с незаконными ограничениями в отношении длительных свиданий с родственниками».

ЕСПЧ про использование обнаруженного при незаконном обыске

Постановление ЕСПЧ по делу «Праде против Германии» (Prade v. Germany, жалоба № 7215/10) от 03 марта 2016 года (извлечение в моем переводе):

«36. <…> Суд должен в первую очередь рассмотреть вопрос о «незаконности» получения доказательства по делу заявителя.

37. Суд прежде всего отмечает, что обыск в жилище, проведенный в рамках другого уголовного дела в отношении заявителя и приведший к [случайному] обнаружению наркотиков, не соответствовал национальному закону. Федеральный Конституционный Суд отменил решение суда [первой инстанции], разрешающее проведение обыска, поскольку оно было вынесено без достаточных оснований подозревать заявителя в нарушениях авторского права [выразившихся в продаже поддельных вещей, таких как часы и компьютерные программы, через eBay], по причине чего отсутствовали достаточные основания, которые оправдывали бы такое существенное воздействие на конституционные права заявителя, которое оказывает обыск в жилище. Тем не менее, как и предусмотрено статьей 13 Основного закона [Германии], власти получили решение суда на проведение обыска до его проведения. Ничто не указывает на то, что в данном случае полицейские действовали недобросовестно или с намерением нарушить формальные правила, когда они обращались за решением суда, разрешающим производство обыска, и исполняли его (ср. с Kaletsch v. Germany (dec.), no. 31890/06, 23 June 2009).

38. Суд отмечает, что заявитель имел реальную возможность оспорить использование доказательства, полученного по результатам исполнения незаконного решения суда, разрешающего производство обыска. Он высказался против такого использования [полученного доказательства] в судах всех трех инстанций, утверждая, что общественные интересы в преследовании за совершение преступления не могут перевешивать его право на уважение жилища. Суды всех инстанций надлежащим образом рассмотрели его аргументы.

39. Далее Суд должен рассмотреть вопрос о качестве доказательства, о котором идет речь. Что касается интенсивности вмешательства, Суд отмечает, что настоящее дело существенно отличается от дела Яллоха ([Jalloh v. Germany [GC], no. 54810/00, ECHR 2006-IX]). По делу Яллоха власти осуществили серьезное вмешательство в физическую и психическую целостность заявителя против его воли [с помощью четырех полицейских, удерживавших его, врач ввел заявителю через нос солевой раствор и рвотный корень, а также сделал ему инъекцию апоморфина, деривата морфина, действующего как рвотное средство, в результате чего заявителя вырвало и был обнаружен небольшой пакетик с кокаином], и, таким образом, доказательства были получены посредством осуществления меры, нарушающей статью 3 Конвенции, одно из ключевых прав, гарантированных Конвенцией (см. Jalloh, названный выше, § 82), в то время как по настоящему делу доказательство было получено посредством осуществления меры, нарушающей национальный закон и не нарушающей статью 3 Конвенции. Что касается вопроса о том, вызывают ли обстоятельства, при которых было получено доказательство, сомнения в его достоверности, Суд отмечает, что между сторонами нет спора в отношении того, что доказательство было обнаружено в квартире в той комнате, которую использовал исключительно заявитель. Более того, количество и качество [обнаруженного] гашиша было установлено экспертом, к выводам которого заявителем не предъявлялось претензий ни на одном из этапов разбирательства. Таким образом, ничто не дает оснований для каких-либо сомнений в достоверности доказательства (см. в качестве примеров обратного Layijov v. Azerbaijan, no. 22062/07, § 75, 10 April 2014; Horvatić v. Croatia, no. 36044/09, § 84, 17 October 2013 and [Lisica v. Croatia, no. 20100/06, § 57, 25 February 2010]).

40. Что касается значения спорного доказательства для обоснования вывода о виновности заявителя в совершении преступления (ср. с Lisica, названным выше, § 57), Суд отмечает, что, согласно выводам Федерального Конституционного Суда, по настоящему делу оспоренный материал представлял собой по сути единственное доказательство против заявителя. [Суд] далее отмечает, что суд второй инстанции опирался [также] на показания самого заявителя, сделанные в письменной форме, смысл которых заключался в том, что он хранил наркотики. Суд напоминает, что необходимость существования других доказательств, помимо оспариваемого, зависит от обстоятельств дела. В данном случае, где [наркотические] средства, обнаруженные в жилище заявителя, представляли собой весомое доказательство и отсутствовал риск ненадежности этого доказательства, дополнительные доказательства были необходимы, соответственно, в меньшей степени (ср. с [Lee Davies v. Belgium, no. 18704/05, § 52, 28 July 2009]).

41. Наконец, при определении того, было ли всё разбирательство в целом справедливым, общественный интерес в расследовании преступления, о котором идет речь, и наказании за его совершение может приниматься во внимание и сопоставляться с интересам лица, заключающимися в получении доказательств, используемых против него, в соответствии с законом. Суд отмечает, что национальные суды тщательно проанализировали аргументы заявителя, касающиеся использования доказательства, и подробно мотивировали свое решение о том, что доказательство может быть использовано в рамках рассматриваемого уголовного дела, несмотря на получение в ходе незаконного обыска в жилище. Они соотнесли общественный интерес, заключающийся в привлечении к ответственности за совершение такого преступления как хранение наркотиков, с интересами заявителя, заключающимися в том, чтобы уважалось его жилище. В отличие от дела Яллоха (названного выше, § 107), где национальные власти рассматривали вопрос о допустимости использования доказательства, полученного в результате насильственного введения вызывающих рвоту средств, которое было предусмотрено национальным законом, по настоящему делу национальные суды понимали, что они имеют возможность по своему усмотрению признать недопустимым использование рассматриваемого доказательства. При таких обстоятельства и, кроме того, учитывая, что национальные суды приняли во внимание значительное количество гашиша [примерно 464 грамма], который был обнаружен (в отличие от дела Яллоха, где речь шла лишь о небольшом количестве обнаруженного кокаина [порядка 0,2 грамма]), их выводы о том, что общественные интересы перевешивают конституционные права заявителя, были тщательно и подробно мотивированы и не свидетельствуют о проявлении произвола или несоразмерности [вмешательства].

42. Проанализировав гарантии, которые были применены при оценке допустимости доказательства, о котором идет речь, характер и существенность нарушений, а также то, каким образом доказательство, полученное в ходе оспариваемого обыска, было использовано, Суд приходит к выводу, что разбирательство по делу заявителя в целом не было несоответствующим требованиям справедливого судебного разбирательства.

43. Из этого следует, что нарушения статьи 6 § 1 Конвенции допущено не было».

См. также:
Когда использование найденного при обыске нарушает статью 6 Конвенции
Угроза теракта оправдывает обыск без конкретизации искомого

Должен ли Верховный Суд РФ отменить приговор по Кировлесу?

KrvlsНет, не должен. Может, но не должен.

ЕСПЧ не требовал этого в своем Постановлении по делу «Навальный и Офицеров против России» (Navalnyy and Ofitserov v. Russia, жалобы №№ 46632/13 и 28671/14) от 23 февраля 2016 года. В пункте 136 Постановления имеется лишь стандартная, постоянно используемая фраза о том, что в принципе наиболее подходящим способом исправления нарушений права на справедливое судебное разбирательство является возобновление производства по делу (reopening of the proceedings), если об этом ходатайствуют. И это применимо к обоим заявителям по настоящему делу. Примечательно, что ЕСПЧ не указал в качестве другой возможной альтернативы новое рассмотрение дела (trial de novo). Но в этом едва ли есть какой-то скрытый умысел. Стандартная фраза с двумя названными альтернативами встречается в Постановлениях ЕСПЧ, вынесенных по результатам рассмотрения жалоб против России, примерно с той же частотой, что и текст с одним вариантом — возобновлением производства по делу: 20 случаев против 15. Следует, вероятно, также сказать, что ЕСПЧ вообще никогда не требовал возобновления производства по делу или нового рассмотрения дела по результатам признания нарушения Россией права на справедливое судебное разбирательство по предъявленному уголовному обвинению. Подробнее об этом написано в моей заметке «Требовал ли ЕСПЧ пересмотра дела Пичугина?».

Ничто прямо не свидетельствует и о том, что возможный отказ отменить или изменить приговор (и апелляционное определение) будет расценен Комитетом Министров Совета Европы как отказ исполнить Постановление ЕСПЧ. (Напомню, что в соответствии с частью 2 статьи 46 Европейской Конвенции именно Комитет Министров (а не ЕСПЧ) осуществляет надзор за исполнением Постановлений Страсбургского Суда.) Ранее Президиум Верховного Суда РФ неоднократно отказывался изменить или отменить судебные акты в связи с признанием ЕСПЧ нарушений права на справедливое судебное разбирательство по предъявленному уголовному обвинению. И пока это ни разу не было сочтено отказом исполнить Постановление ЕСПЧ, хотя рассмотрение вопросов об исполнении соответствующих Постановлений ЕСПЧ еще не завершено. Кроме того, даже отказывая в отмене или изменении судебных актов, Президиум Верховного Суда РФ все равно формально возобновляет производство по делу ввиду новых обстоятельств — признания ЕСПЧ нарушения Европейской Конвенции. А разве не это сам ЕСПЧ называет одним из наиболее подходящих способов исполнения его Постановлений? Кому-то может показаться странным, что решение о возобновлении производства по делу принимается одновременно с решением об оставлении судебных актов по делу без изменения. Ведь именно это буквально следует из резолютивной части Постановлений Президиума Верховного Суда РФ. Однако это суть процессуальная экономия: вместо того, чтобы сначала вынести отдельное решение о возобновлении производства по делу, а затем рассмотреть в рамках этого возобновленного производства вопрос о том, следует ли изменять судебные акты, выносится одно постановление. Таким образом, даже отказывая в изменении судебных актов по делу, Президиум Верховного Суда РФ все равно содержательно рассматривает вопрос о том, следует ли их изменить, анализирует Постановление ЕСПЧ на предмет того, свидетельствуют ли признанные им нарушения о необходимости изменения или отмены судебных актов, и объясняет, почему судебные акты следует оставить без изменения. Другими словами, не отменяя судебные акты по делу, Президиум Верховного Суда РФ в некотором смысле пересматривает дело. Хотя, конечно, не так, как это делают суды первой и второй инстанций, если дело возвращается в них на новое рассмотрение. Президиум Верховного Суда РФ в некотором смысле действует как суд кассационной или надзорной инстанции.

Наконец, как, вероятно, уже понятно из написанного выше, российские законы также не требуют отмены приговора (а также апелляционного определения и, если это применимо, судебных актов вышестоящих судов) из-за признания ЕСПЧ нарушения права на справедливое судебное разбирательство по предъявленному уголовному обвинению. Буквально Уголовно-процессуальный кодекс РФ действительно говорит об отмене или изменении судебных актов как единственных вариантах результата рассмотрения представления Председателя Верховного Суда РФ, которое тот должен внести в Президиум Верховного Суда РФ в случае установления ЕСПЧ нарушений Европейской Конвенции:

«Статья 413. Основания возобновления производства по уголовному делу ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств

1. Вступившие в законную силу приговор, определение и постановление суда могут быть отменены и производство по уголовному делу возобновлено ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств. <…>

4. Новыми обстоятельствами являются: <…>

2) установленное Европейским Судом по правам человека нарушение положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом Российской Федерации уголовного дела, связанное с:

а) применением федерального закона, не соответствующего положениям Конвенции о защите прав человека и основных свобод;

б) иными нарушениями положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод <…>. <…>

Статья 415. Возбуждение производства <…>

5. Пересмотр приговора, определения или постановления суда по обстоятельствам, указанным в пунктах 1 и 2 части четвертой статьи 413 настоящего Кодекса, осуществляется Президиумом Верховного Суда Российской Федерации по представлению Председателя Верховного Суда Российской Федерации <…>. По результатам рассмотрения представления Президиум Верховного Суда Российской Федерации отменяет или изменяет судебные решения по уголовному делу в соответствии с постановлением Конституционного Суда Российской Федерации или постановлением Европейского Суда по правам человека. <…>».

Однако фактически речь идет лишь о необходимости рассмотрения Президиумом Верховного Суда РФ вопроса о том, следует ли изменять или отменять судебные акты в связи с признанным ЕСПЧ нарушением. Для того, чтобы эти акты действительно были отмены или изменены, необходимо, чтобы Президиум Верховного Суда РФ пришел к выводу, что признанные ЕСПЧ нарушения свидетельствуют о необоснованности, незаконности, несправедливости судебных актов. Эти слова есть в каждом из Постановлений Президиума Верховного Суда РФ, которыми было отказано в изменении или отмене судебных актов, когда ЕСПЧ признал нарушение права на справедливое судебное разбирательство по предъявленному уголовному обвинению. А таких Постановлений вынесено было по меньшей мере восемь (почти во всех случаях по ссылкам можно ознакомиться с мотивировками):

  1. Владимир Романов против России (Vladimir Romanov v. Russia), жалоба № 41461/02, Постановление ЕСПЧ от 24 июля 2008 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 20 января 2010 года № 255-П09.
  2. Мирилашвили против России (Mirilashvili v. Russia), жалоба № 6293/04, Постановление ЕСПЧ от 11 декабря 2008 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 20 января 2010 года № 1ПК10.
  3. Захаркин против России (Zakharkin v. Russia), жалоба № 1555/04, Постановление ЕСПЧ от 10 июня 2010 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 16 марта 2011 года № 404-П10.
  4. Сутягин против России (Sutyagin v. Russia), жалоба № 30024/02, Постановление ЕСПЧ от 03 мая 2011 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 26 сентября 2012 года № 47П12ССС (по информации в СМИ).
  5. Пичугин против России (Pichugin v. Russia), жалоба № 38623/03, Постановление ЕСПЧ от 23 октября 2012 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 23 октября 2013 года № 141-П13С.
  6. Ходорковский и Лебедев против России (Khodorkovskiy and Lebedev v. Russia), жалобы №№ 11082/06 и 13772/05, Постановление ЕСПЧ от 25 июля 2013 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 23 января 2014 года № 310-П13.
  7. Старокадомский против России (№ 2) (Starokadomskiy v. Russia (No. 2)), жалоба № 27455/06, Постановление ЕСПЧ от 24 июля 2008 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 21 января 2015 года № 156-П14.
  8. Артемов против России (Artemov v. Russia), жалоба № 14945/03, Постановление ЕСПЧ от 03 апреля 2014 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 24 декабря 2014 года № 165-П14.

В некоторых случаях мотивировка Постановлений Президиума Верховного Суда РФ, которыми судебные акты оставлены без изменения, свидетельствует о фактическом несогласии с ЕСПЧ. Но это — другой вопрос. Т.е. не вопрос о том, должен ли Верховный Суд РФ отменять приговор в результате признания ЕСПЧ нарушения права на справедливое судебное разбирательство по предъявленному уголовному обвинению. Как другим является и вопрос о том, по каким причинам Президиум Верховного Суда РФ приходит к таким выводам по определенным делам. Эти вопросы определенно выходят за рамки этой заметки. И в любом случае, если заявитель считает, что оставление Президиумом Верховного Суда РФ без изменения судебных актов по его уголовному делу представляет собой нарушение права на справедливое судебное разбирательство, он может подумать над новым обращением в ЕСПЧ. Тем более, что Постановление Большой Палаты ЕСПЧ по делу «Бочан против Украины (№ 2)» (Bochan v. Ukraine (No. 2), жалоба № 22251/08) от 05 февраля 2015 года, кажется, вполне дает основание для вывода, что при принятии такого решения Президиум Верховного Суда РФ в принципе вполне может нарушить статью 6 Европейской Конвенции, в том смысле, что она применима, несмотря на то, что судебные акты по делу в итоге остаются без изменения. Принимая во внимание изложенные выше особенности процедуры рассмотрения Президиумом Верховного Суда РФ вопроса о необходимости их изменения или отмены в связи с признанием ЕСПЧ нарушений. (В связи со всем этим невозможно не порекомендовать ознакомиться также с Решением ЕСПЧ по делу «Кудешкина против России (№ 2)» (Kudeshkina v. Russia (No. 2), жалоба № 28727/11) от 17 февраля 2015 года.) Впрочем, признание ЕСПЧ очередного нарушения также, конечно, может не привести к отмене или изменению судебных актов по уголовному делу.

Но чтобы у читающих не создалось ощущения, что не имеет смысла обращаться в ЕСПЧ с жалобой на нарушения права на справедливое судебное разбирательство, ожидая при этом изменения или отмены приговора, ниже приведены 54 Постановления Президиума Верховного Суда РФ, которыми уголовные дела были направлены на новое рассмотрение в связи с признанием ЕСПЧ нарушений статьи 6 Европейской Конвенции (в большинстве случаев по ссылкам можно ознакомиться с мотивировками, в т.ч. в целях сравнения с мотивировками названных выше Постановлений Президиума Верховного Суда РФ):

  1. Ваньян против России (Vanyan v. Russia), жалоба № 53203/99, Постановление ЕСПЧ от 15 декабря 2005 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 28 июля 2010 года № 208-П10.
  2. Красуля против России (Krasulya v. Russia), жалоба № 12365/03, Постановление ЕСПЧ от 22 февраля 2007 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 08 апреля 2009 года № 301П08.
  3. Шулепов против России (Shulepov v. Russia), жалоба № 15435/03, Постановление ЕСПЧ от 26 июня 2008 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 25 ноября 2009 года № 131-П09.
  4. Тимергалиев против России (Timergaliyev v. Russia), жалоба № 40631/09, Постановление ЕСПЧ от 14 октября 2008 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 03 февраля 2010 года № 227-П09.
  5. Трофимов против России (Trofimov v. Russia), жалоба № 1111/02, Постановление ЕСПЧ от 04 декабря 2008 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 21 октября 2009 года № 193-П09.
  6. Белашев против России (Belashev v. Russia), жалоба № 28617/03, Постановление от 04 декабря 2008 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 03 февраля 2010 года № 249П09С (по информации, представленной российскими властями Комитету Министров Совета Европы).
  7. Алексеенко против России (Alekseyenko v. Russia), жалоба № 74266/01, Постановление ЕСПЧ от 08 января 2009 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 16 июня 2010 года № 326-П09 (по информации, предоставленной российскими властями Комитету Министров Совета Европы — содержится в комментариях к делу «Станислав Жуков против России»).
  8. Шаромов против России (Sharomov v. Russia), жалоба № 8927/02, Постановление ЕСПЧ от 15 января 2009 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 21 октября 2009 года № 191-П09 (по информации, предоставленной российскими властями Комитету Министров Совета Европы — содержится в комментариях к делу «Станислав Жуков против России»).
  9. Сахновский против России (Sakhnovskiy v. Russia), жалоба № 21272/03, Постановление ЕСПЧ от 05 февраля 2009 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 23 ноября 2011 года № 224-П11.
  10. Самохвалов против России (Samokhvalov v. Russia), жалоба № 3891/03, Постановление ЕСПЧ о 12 февраля 2009 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ 23 сентября 2009 года № 214-П09.
  11. Григориевских против России (Grigorievskikh v. Russia), жалоба № 22/03, Постановление ЕСПЧ от 09 апреля 2009 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ 02 декабря 2009 года № 292П09.
  12. Московец против России (Moskovets v. Russia), жалоба № 14370/03, Постановление ЕСПЧ от 23 апреля 2009 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 28 апреля 2010 года № 325-П09 (по информации, предоставленной российскими властями Комитету Министров Совета Европы — содержится в комментариях к делу «Кляхин против России»).
  13. Сибгатуллин против России (Sibgatullin v. Russia), жалоба № 32165/02, Постановление ЕСПЧ от 23 апреля 2009 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 10 ноября 2010 года № 125-П10пр (формально — по представлению прокурора, однако со ссылкой, среди прочего, на Постановление ЕСПЧ).
  14. Гладышев против России (Gladyshev v. Russia), жалоба № 2807/04, Постановление ЕСПЧ от 30 июля 2009 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 19 мая 2010 года № 28-П10.
  15. Пищальников против России (Pishchalnikov v. Russia), жалоба №7025/04, Постановление ЕСПЧ от 24 сентября 2009 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 19 мая 2010 года № 45-П10.
  16. Анатолий Тарасов против России (Anatoliy Tarasov v. Russia), жалоба № 3950/02, Постановление ЕСПЧ от 18 февраля 2010 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 02 марта 2011 года № 303-П10.
  17. Александр Заиченко против России (Aleksandr Zaichenko v. Russia), жалоба № 39660/02, Постановление ЕСПЧ от 18 февраля 2010 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 01 декабря 2010 года № 284-П10.
  18. Павленко против России (Pavlenko v. Russia), жалоба № 42371/02, Постановление ЕСПЧ от 01 апреля 2010 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 01 июня 2011 года № 29-П11 (вывод о пересмотре сделан в связи с информацией об обжаловании нового приговора).
  19. Сабаев против России (Sabayev v. Russia), жалоба № 11994/03, Постановление ЕСПЧ от 08 апреля 2010 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 20 апреля 2011 года № 385П10.
  20. Синичкин против России (Sinichkin v. Russia), жалоба № 20508/03, Постановление ЕСПЧ от 08 апреля 2010 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 16 марта 2011 года № 302-П10.
  21. Озеров против России (Ozerov v. Russia), жалоба № 64962/01, Постановление ЕСПЧ от 18 мая 2010 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 13 апреля 2011 года № 437п10.
  22. Шаркунов и Мезенцев против России (Sharkunov and Mezentsev v. Russia), жалоба № 75330/01, Постановление ЕСПЧ от 10 июня 2010 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 30 марта 2011 года № 373-П10.
  23. Лопата против России (Lopata v. Russia), жалоба № 72250/01, Постановление ЕСПЧ от 13 июля 2010 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 16 марта 2011 года № 427-П10 (вывод о пересмотре сделан в связи с информацией о вынесении нового приговора).
  24. Сергей Тимофеев против России (Sergey Timofeyev v. Russia), жалоба № 12111/04, Постановление ЕСПЧ от 02 сентября 2010 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 28 декабря 2011 года № 364-П11 (вывод о пересмотре сделан в связи с информацией о вынесении нового судебного решения по делу).
  25. Крестовский против России (Krestovskiy v. Russia), жалоба № 14040/03, Постановление ЕСПЧ от 30 июля 2009 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 14 сентября 2011 года № 171-П11.
  26. Сахновский против России (Sakhnovskiy v. Russia), жалоба № 21272/03, Постановление ЕСПЧ от 02 ноября 2010 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 23 ноября 2011 года № 224-П11.
  27. Ильяди против России (Ilyadi v. Russia), жалоба № 6642/05, Постановление ЕСПЧ от 05 мая 2011 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 14 декабря 2011 года № 330-П11.
  28. Орлов против России (Orlov v. Russia), жалоба № 29652/04, Постановление ЕСПЧ от 21 июня 2011 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 08 февраля 2012 года № 360-П11.
  29. Нечто против России (Nechto v. Russia), жалоба № 24893/05, Постановление ЕСПЧ от 24 января 2012 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 12 декабря 2012 года № 244-П12.
  30. Слащев против России (Slashchev v. Russia), жалоба № 24996/05, Постановление ЕСПЧ от 31 января 2012 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 05 сентября 2012 года № 135-П12.
  31. Прошкин против России (Proshkin v. Russia), жалоба № 28869/03, Постановление ЕСПЧ от 07 февраля 2012 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 24 июля 2013 года № 55-П13 (вывод о пересмотре сделан в связи с информацией о вынесении нового судебного решения по делу).
  32. Карпенко против России (Karpenko v. Russia), жалоба № 5605/04, Постановление ЕСПЧ от 13 марта 2012 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 27 марта 2013 года № 2-П13.
  33. Нефедов против России (Nefedov v. Russia), жалоба № 40962/04, Постановление ЕСПЧ от 13 марта 2012 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 05 июня 2013 года № 94П13ССС (по информации, предоставленной российскими властями Комитету Министров Совета Европы).
  34. Дамир Сибгатуллин против России (Damir Sibgatullin v. Russia), жалоба № 1413/05, Постановление ЕСПЧ от 24 марта 2012 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 24 декабря 2014 года № 150-П14.
  35. Салихов против России (Salikhov v. Russia), жалоба № 23880/05, Постановление ЕСПЧ от 03 мая 2012 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 06 февраля 2013 года № 304-П12 (по информации, предоставленной российскими властями Комитету Министров Совета Европы).
  36. Идалов против России (Idalov v. Russia), жалоба № 5826/03, Постановление Большой Палаты ЕСПЧ от 22 мая 2012 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 26 декабря 2012 года №183-П12.
  37. Сайд-Ахмед Зубайраев против России (Saud-Akhmed Zubayrayev v. Russia), жалоба № 34653/04, Постановление ЕСПЧ от 26 июня 2012 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 05 марта 2014 года № 219-П13 (вывод о пересмотре сделан в связи с информацией о поступлении дела на новое рассмотрение).
  38. Веселов и другие против России (Veselov and Others v. Russia), жалобы №№ 23200/10, 24009/07 и 556/10, Постановление ЕСПЧ от 02 октября 2012 года — Постановления Президиума Верховного Суда РФ от 25 сентября 2013 года №№ 155-П13 (Веселов) и 158-П13 (Дружинин) и 06 ноября 2013 года № 167-П13 (Золотухин).
  39. Валерий Лопата против России (Valeriy Lopata v. Russia), жалоба № 19936/04, Постановление ЕСПЧ от 30 октября 2012 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 18 декабря 2013 года № 4ПК13 (вывод о пересмотре сделан в связи с информацией о вынесении нового судебного решения по делу).
  40. Тангиев против России (Tangiyev v. Russia), жалоба № 27610/05, Постановление ЕСПЧ от 11 декабря 2012 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 25 декабря 2013 года № 209-П13.
  41. Крылов против России (Krylov v. Russia), жалоба № 36697/03, Постановление ЕСПЧ от 14 марта 2013 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 29 января 2014 года № 254-П13.
  42. Евгений Иванов против России (Yevgeniy Ivanov v. Russia), жалоба № 27100/03, Постановление ЕСПЧ от 25 апреля 2013 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 02 апреля 2014 года № 9-П14.
  43. Роменский против России (Romenskiy v. Russia), жалоба № 22875/02, Постановление ЕСПЧ от 13 июня 2013 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 04 июня 2014 года № 6-П14.
  44. Насакин против России (Nasakin v. Russia), жалоба № 22735/05, Постановление ЕСПЧ от 18 июля 2013 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 18 июня 2014 года № 72-П14.
  45. Эдуард Рожков против России (Eduard Rozhkov v. Russia), жалоба № 11469/05, Постановление ЕСПЧ от 31 октября 2013 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 12 ноября 2014 года № 107-П14.
  46. Козлитин против России (Kozlitin v. Russia), жалоба № 17092/04, Постановление ЕСПЧ от 14 ноября 2013 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 30 июля 2014 года № 83-П14.
  47. Рябцев против России (Ryabtsev v. Russia), жалоба № 13642/06, Постановление ЕСПЧ от 14 ноября 2013 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 24 декабря 2014 года № 154-П14.
  48. Сийрак против России (Siyrak v. Russia), жалоба № 38094/05, Постановление ЕСПЧ от 19 декабря 2013 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 12 ноября 2014 года № 105-П14 (по информации, предоставленной российскими властями Комитету Министров Совета Европы).
  49. Пакшаев против России (Pakshayev v. Russia), жалоба № 1377/04, Постановление ЕСПЧ от 13 марта 2014 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 19 ноября 2014 года № 153-П14.
  50. Матыцина против России (Matytsina v. Russia), жалоба № 58428/10, Постановление ЕСПЧ от 27 марта 2014 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 04 марта 2015 года № 2-П15.
  51. Лагутин и другие против России (Lagutin and Others v. Russia), жалобы №№ 6228/09, 19678/07, 52340/08, 7451/09 и 19123/09, Постановление ЕСПЧ от 24 марта 2014 года — Постановления Президиума Верховного Суда РФ от 18 февраля 2015 года № 174-П14 (Семенов) и 01 апреля 2015 года №№ 16-П15 (Шляхова), 17-П15 (Зверян) и 19-П15 (Лагутины).
  52. Шехов против России (Shekhov v. Russia), жалоба № 12440/04, Постановление ЕСПЧ от 19 июня 2014 года — Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 23 декабря 2015 года № 167-П15.
  53. Носко и Нефедов против России (Nosko and Nefedov v. Russia), жалобы №№ 5753/09 и 11789/10, Постановление ЕСПЧ от 30 октября 2014 года — Постановления Президиума Верховного Суда РФ от 15 апреля 2015 года № 22-П15 и 24 июня 2015 года № 46-П15.
  54. Еремцов и другие против России (Yeremtsov and Others v. Russia), жалобы №№ 20696/09, 22504/06, 41167/06, 6193/07 и 18589/07, Постановление ЕСПЧ от 27 ноября 2014 года — Постановления Президиума Верховного Суда РФ от 13 мая 2015 года № 41-П15, 10 июня 2015 года №№ 66-П15 (Антонов), 67-П15 (Еремцов), 24 июня 2015 года №№ 42-П15 (Мордвинов — Постановление не опубликовано, но, исходя из решений в отношении остальных заявителей, предположительно, тут принято такое же) и 45-П15 (Никитин).

В дополнение к названным выше 62-ум мне удалось найти еще 12 Постановлений ЕСПЧ, которыми были признаны нарушения права на справедливое судебное разбирательство по предъявленному уголовному обвинению (не считая чрезмерной длительности разбирательства и нарушений презумпции невиновности, которые явно не требуют пересмотра уголовных дел). Поиск проводился вручную среди 134-х Постановлений, отмеченных в базе данных ЕСПЧ (HUDOC) как содержащие вывод о нарушении статьи 6 Европейской Конвенции и относящиеся к уголовной сфере. Поэтому в принципе нельзя исключить, что некоторое число подходящих Постановлений выпало из поля моего зрения, если им не присвоены соответствующие реквизиты в HUDOC’е. Но если такие и есть, то их должно быть очень немного. При этом я не стал включать в анализ Постановления, вступившие в силу менее года назад. Поскольку в таких случаях Президиум Верховного Суда РФ мог еще не успеть рассмотреть дело.

Что касается оставшихся 12 Постановлений, то ситуация с ними следующая:

  1. Посохов против России (Posokhov v. Russia), жалоба № 63486/00, Постановление ЕСПЧ от 04 марта 2003 года — Комитет Министров Совета Европы пришел к выводу, что меры индивидуального характера (пересмотр дела относится к ним) не требовались, т.к. заявитель был освобожден от наказания в связи с истечением сроков давности привлечения к уголовной ответственности. И в любом случае он сам не требовал принятия таких мер.
  2. Романов против России (Romanov v. Russia), жалоба № 63993/00, Постановление ЕСПЧ от 20 октября 2005 года — известно, что в пересмотре было отказано, т.к. производство по делу было прекращено по амнистии, т.е. заявитель не испытывал более последствий нарушений. Но соответствующего судебного акта мне найти не удалось.
  3. Метелица против России (Metelitsa v. Russia), жалоба № 33132/02, Постановление ЕСПЧ от 22 июня 2006 года — по информации, предоставленной российскими властями Комитету Министров Совета Европы (содержится в комментариях к делу «Самохвалов против России»), заявитель не требовал пересмотра дела. Однако это само по себе пересмотру не препятствует. В т.ч. по той причине, что по УПК РФ Председатель Верховного Суда РФ обязан внести представление в Президиум Верховного Суда РФ по своей инициативе. И ряд уголовных дел был направлен на новое рассмотрение, хотя заявители об этом не просили. В любом случае, по этому делу не удалось найти никакой информации о Постановлении Президиума Верховного Суда РФ.
  4. Попов против России (Popov v. Russia), жалоба № 26853/04, Постановление ЕСПЧ от 13 июля 2006 года — мне не удалось найти никакой информации.
  5. Алдошкина против России (Aldoshkina v. Russia), жалоба № 66041/01, Постановление ЕСПЧ от 12 октября 2006 года — нашлась только информация об отказе в возбуждении надзорного производства, но текст Постановления не опубликован.
  6. Станислав Жуков против России (Stanislav Zhukov v. Russia), жалоба № 54632/00, Постановление ЕСПЧ от 12 октября 2006 года — известно лишь, что заявитель не просил о пересмотре дела.
  7. Худобин против России (Khudobin v. Russia), жалоба № 59696/00, Постановление ЕСПЧ от 26 октября 2006 года — согласно имеющейся информации в мерах индивидуального характера, выходящих за рамки выплаты компенсации, нет необходимости в связи с выходом заявителя на свободу (хотя вообще-то это далеко не всегда свидетельствует о том, что заявитель не испытывает более последствий нарушения, хотя бы по причине наличия судимости — со всеми вытекающими).
  8. Абрамян против России (Abramyan v. Russia), жалоба № 10709/02, Постановление ЕСПЧ от 09 октября 2008 года — содержание Постановления Президиума Верховного Суда РФ неизвестно.
  9. Моисеев против России (Moiseyev v. Russia), жалоба № 62936/00, Постановление ЕСПЧ от 09 октября 2008 года — заявитель проинформировал Комитет Министров, что он находится на свободе и не намерен добиваться пересмотра дела. Соответственно, меры индивидуального характера не требуются.
  10. Трепашкин против России (№ 2) (Trepashkin v. Russia (No. 2)), жалоба № 14248/05, Постановление ЕСПЧ от 16 декабря 2010 года — мне не удалось найти никакой информации.
  11. Кривошапкин против России (Krivoshapkin v. Russia), жалоба № 42224/02, Постановление ЕСПЧ от 27 января 2011 года — нашлась только информация об отзыве своего Представления Председателем Верховного Суда РФ.
  12. Мостипан против России (Mostipan v. Russia), жалоба № 12042/09, Постановление ЕСПЧ от 16 октября 2014 года — содержание Постановления Президиума Верховного Суда РФ неизвестно.

И последнее. По порядку, но не по значению. Учитывая, что оценка Президиумом Верховного Суда РФ значения нарушений права на справедливое судебное разбирательство по предъявленному уголовному обвинению, признанных ЕСПЧ, может значительно отличаться от оценки самого ЕСПЧ, заявителям, жалоба которых на нарушение статьи 6 Европейской Конвенции коммуницирована в части нескольких предполагаемых нарушений, стоит подумать над тем, чтобы прямо просить ЕСПЧ не останавливаться на выводе о некоторых таких нарушениях. Что Страсбургский Суд делает весьма нередко, признавая отсутствие необходимости анализировать дело на предмет других нарушений права на справедливое судебное разбирательство. А просить доводить свой анализ до конца. И в пользу необходимости делать это можно приводить названные выше Постановления Президиума Верховного Суда РФ, в которых фактически выражено несогласие с тем, что признанные ЕСПЧ нарушения сделали все разбирательство в целом несправедливым по смыслу статьи 6 Европейской Конвенции. И хотя бы этим такие Постановления Президиума Верховного Суда РФ могут стать полезными заявителям. Пусть даже другим заявителя, по другим делам.

«Кировлес» Навального и Офицерова: Мотивировка ЕСПЧ

Дополнение от 05 июля 2016 г.

04 июля 2016 г. Коллегия в составе пяти членов Большой Палаты Европейского Суда отказала в принятии (удовлетворении) обращения российских властей о передаче дела Навального и Офицерова в Большую Палату. В тот же день Постановление Палаты от 23 февраля 2016 г., о котором написано ниже, вступило в силу  (см. статьи 43 и 44 Конвенции).

См. также: Должен ли Верховный Суд РФ отменить приговор по «Кировлесу»?

Пресс-релиз ЕСПЧ
[«Х» и «О.» заменены на «Опалев»]

Осуждение оппозиционного деятеля за хищение –
результат произвольного применения закона

Сегодня Европейский Суд по правам человека (ЕСПЧ) вынес постановление по делу Навальный и Офицеров против России (по жалобам № 46632/13 и 28671/14). Палата единогласно постановила, что имело место нарушение следующего положения Европейской Конвенции по правам человека: Статья 6 § 1 (право на справедливое судебное разбирательство).

Данная жалоба касалась уголовного дела о хищении в отношении двух лиц, оппозиционного деятеля и предпринимателя, утверждавших, что обвинительный приговор был вынесен в результате судебного разбирательства, не отвечавшего требованиям справедливости, что был допущен произвол, а также что уголовный закон был применен непредсказуемым образом.

Суд установил, что в результате выделения уголовного дела против соучастника хищения, обвиненного в сговоре с заявителями, и его осуждения в порядке особого производства заявители были лишены существенных гарантий их права на справедливое судебное разбирательство. В частности, в обвинительном приговоре в отношении этого лица были допущены формулировки, не оставляющие сомнений в том, что заявители являлись соучастниками данного преступления. Кроме того, российские суды признали заявителей виновными в преступлении, состоявшем в совершении действий, неотличимых от законной предпринимательской деятельности; иными словами, было допущено произвольное толкование закона в нарушение прав обвиняемых.

Основные факты

Заявители, Алексей Навальный, 1976 года рождения, и Петр Офицеров, 1975 года рождения, являются российскими гражданами и проживают в Москве. Г-н Навальный известен как один из лидеров оппозиции, активист борьбы с коррупцией и автор популярного интернет-блога. Юрист по профессии, он состоял в коллегии адвокатов в Москве вплоть до прекращения статуса адвоката в результате его уголовного осуждения. Г-н Офицеров является предпринимателем.

В январе 2009 г. губернатор Кировской области пригласил г-на Навального в качестве советника на общественных началах по вопросам повышения прозрачности управления имуществом области. Его задачей являлось, в том числе, увеличение рентабельности лесозаготовительной промышленности, убыточной на тот момент, для преодоления кризиса в лесной отрасли. В числе прочего он участвовал в обсуждении финансовых и материально- технических проблем лесозаготовительного предприятия КОГУП «Кировлес» с его директором г-ном [Опалевым]. По предложению г-на Навального [Опалев] согласился начать совместную деятельность с посреднической компанией, которая перепродавала бы продукцию КОГУП «Кировлес» покупателям, чтобы сократить прямые продажи леса с лесопилок, входящих в состав КОГУП «Кировлес». По сложившейся ранее практике, лесопилки осуществляли прямые сделки и вели по ним наличные расчеты, которые не отражались в бухгалтерской отчетности предприятия. Г-н Навальный обратился к г-ну Офицерову, и тот создал ООО «Вятская лесная компания» (ООО «ВЛК»). В апреле 2009 г. КОГУП «Кировлес» в лице директора [Опалева] заключило с ООО «ВЛК» в лице г-на Офицерова рамочный договор поставки. Данный договор предусматривал, что КОГУП «Кировлес» будет на неисключительной основе поставлять ООО «ВЛК» продукцию для дальнейшей продажи конечным покупателям с 7% наценкой, которая составляла комиссию ООО «ВЛК».

В августе 2009 г. Департамент государственной собственности временно отстранил г-на [Опалева] от исполнения обязанностей директора КОГУП «Кировлес», а в октябре того же года он был освобожден от занимаемой должности в связи с неудовлетворительным исполнением своих обязанностей. В сентябре 2009 г. КОГУП «Кировлес» расторгло договор с ООО «ВЛК».

В течение 2010 г. г-н Навальный вел антикоррупционную кампанию и опубликовал ряд статей и документов, изобличающих высокопоставленных должностных лиц в крупных финансовых злоупотреблениях. В частности, в одном из его материалов, опубликованном в ноябре 2010 г., он заявил о хищении не менее 4 миллиардов долларов США из государственных средств в ходе строительства нефтепровода «Восточная Сибирь — Тихий океан». По мнению автора, Президент Российской Федерации В.В. Путин мог быть лично к этому причастен.

В декабре 2010 г. управление Следственного комитета при прокуратуре РФ по Кировской области (впоследствии Следственный комитет РФ, далее – «Следственный комитет») завел материал о проверке по рапорту об обнаружении признаков преступления в действиях заявителей, а именно обмана и злоупотребления доверием директора КОГУП «Кировлес» и склонении его к заключению убыточной сделки. Вначале Следственный комитет трижды принимал решение отказать в возбуждении уголовного дела за отсутствием в действиях заявителей состава преступления, но в мае 2010 г. уголовное дело было возбуждено. По результатам допроса ряда свидетелей, включая г-на [Опалева] и нескольких бывших сотрудников КОГУП «Кировлес», а также изучения бухгалтерской отчетности КОГУП «Кировлес» и ООО «ВЛК», следователи установили, что в действиях заявителей отсутствовал состав преступления. В апреле 2012 г. уголовное дело было прекращено. Однако вскоре Следственный комитет отменил свое решение. 5 июля 2012 г. Председатель Следственного комитета А.И. Бастрыкин публично обратился к своим подчиненным на объединенной коллегии Следственного комитета, раскритиковав решение о закрытии уголовного дела против г-на Навального, и приказал впредь не допускать подобных решений. 26 июля 2012 г. г-н Навальный опубликовал статью, в которой г-н Бастрыкин обвинялся в несоблюдении законодательства, налагающего ограничения на высокопоставленных госслужащих.

30 июля 2012 Следственный комитет возбудил уголовное дело в отношении г-на [Опалева] по подозрению, что он вступил в преступный сговор с неустановленными лицами для совершения хищения имущества КОГУП «Кировлес» посредством ООО «ВЛК». Это уголовное дело было соединено с уголовным делом против заявителей. Впоследствии всем троим было предъявлено обвинение в сговоре с целью хищения имущества КОГУП «Кировлес».

12 сентября 2012 г. заместитель Генерального прокурора РФ удовлетворил ходатайство г-на [Опалева] о заключении досудебного соглашения о сотрудничестве и о рассмотрении его уголовного дела в порядке особого производства. В качестве условия данного соглашения г-н [Опалев] обязался активно содействовать следствию «в изобличении и уголовном преследовании других соучастников – Навального А.А. и Офицерова П.Ю. – [и] их роли в деле [о хищении]». В октябре 2012 г. уголовное дело в отношении г-на [Опалева] было выделено в отельное производство. Жалобы г-на Навального на нарушение его прав вследствие заключения г-ном [Опалевым] досудебного соглашения и выделения его дела в отдельное производство, были отклонены, равно как и его ходатайства о соединении уголовных дел вновь. В декабре 2012 г. г-н [Опалев] был признан виновным в хищении имущества КОГУП «Кировлес» и приговорен к четырем годам лишения свободы условно, с трехлетним испытательным сроком. В приговоре указывалось, что г-н [Опалев] действовал по предварительному сговору с «бывшим советником Губернатора Н.» и «бывшим генеральным директором ООО «ВЛК» [Опалевым]», которые разработали преступный план хищения имущества КОГУП «Кировлес» и обращения его в пользу вновь созданного подконтрольного «[Опалеву]» юридического лица, которое он создал и которым руководил.

Г-н Навальный обжаловал данный приговор, указав, что он предрешал вопрос об их с г-ном Офицеровым виновности, в то время как он подлежал исследованию в другом процессе. Суд оставил его жалобу без рассмотрения на том основании, что г-н Навальный не являлся участником данного уголовного дела.

В судебном процессе против заявителей Ленинский районный суд г. Кирова отказал им в признании приговора по делу [Опалева] недопустимым доказательством и исключении его из материалов уголовного дела. Г-н [Опалев] был допрошен в судебном заседании в качестве свидетеля; несмотря на возражения заявителей, суд по ходатайству прокурора разрешил огласить его показания, данные на предварительном следствии, и они были оглашены до того, как [Опалев] был допрошен защитой. Суд отклонил ходатайство заявителей о вызове и допросе ряда свидетелей, включая двух представителей органов власти Кировской области.

17 июля 2013 г-н Навальный был зарегистрирован в качестве кандидата на должность мэра Москвы. На следующий день Ленинский районный суд вынес приговор по делу заявителей, признав г-на Навального виновным в организации хищения в особо крупном размере, а г-на Офицерова в пособничестве этому преступлению. Они были приговорены соответственно к пяти и четырем годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительной колонии. В основу приговора суд положил, в том числе, показания г-на [Опалева], данные им в судебном заседании и на предварительном следствии. Суд отклонил возражения г-на Навального по поводу политического характера преследования, а также его ходатайства о признании показаний г-на [Опалева] недопустимым доказательством.

В сентябре 2013 г. состоялись выборы мэра Москвы, на которых г-н Навальный занял второе место, набрав около 27% голосов. В октябре 2013 г. Кировский областной суд оставил приговор по делу заявителей без изменений, заменив им наказание на условные сроки лишения свободы с подпиской о невыезде. В феврале 2014 г. г-н Навальный был помещен под домашний арест в качестве меры пресечения по другому, не связанному с этим, уголовному делу. При назначении меры пресечения суд сослался на приговор, ранее вынесенный по делу о хищении имущества КОГУП «Кировлес».

Жалобы, процедура и состав Суда

Ссылаясь на статью 6 §§ 1, 2 и 3 (d) (право на справедливое судебное разбирательство / презумпция невиновности / право допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены), заявители утверждали, что обвинительный приговор был вынесен в результате произвольного и несправедливого судебного разбирательства. Далее, ссылаясь на статью 7 (наказание исключительно на основании закона), они жаловались также, что норма уголовного закона, на основании которой они были осуждены, не была применима к их действиям. Они утверждали, что власти прибегли к такому расширительному толкованию нормы закона, что ее пределы стали размыты и она перестала удовлетворять требованию предсказуемости ее применения. Наконец, заявители утверждали, что имело место нарушение статьи 18 (пределы использования ограничений в отношении прав) в сочетании со статьями 6 и 7, на том основании, что их уголовное преследование и осуждение имело иные цели, нежели отправление правосудия, а именно препятствование г-ну Навальному в его общественной и политической деятельности.

Жалобы заявителей были поданы в Европейский Суд по правам человека 24 июня 2013 г. и 8 апреля 2014 г. соответственно.

Постановление было вынесено Палатой из семи судей в следующем составе:

Луис Лопес Герра (Испания), Председатель,
Хелена Ядерблом (Швеция),
Георгий Николау (Кипр),
Хелен Келлер (Швейцария),
Йоханнес Силвис (Нидерланды),
Дмирий Дедов (Россия),
Бранко Лубарда (Сербия),
При участии Мариалены Цирли, Заместителя Секретаря Секции.

Решение Суда

Статья 6

Несмотря на то, что каждая из жалоб заявителей со ссылкой на статью 6 могла бы являться отдельным основанием для рассмотрения с точки зрения Конвенции, Суд счел уместным в данном деле рассмотреть жалобы на отдельные элементы процедуры в их совокупности, оценив их с точки зрения единства гарантий права на справедливое судебное разбирательство. Суд отметил, что в основе каждой из жалоб заявителей лежали доводы о том, что выделение уголовного дела против г-на [Опалева] и его рассмотрение в порядке особого производства являлись способом обойти важные процедурные гарантии, которыми они пользовались бы при рассмотрении уголовного дела в отношении всех троих соучастников в одном судебном процессе.

В основе обвинения, предъявленного заявителям, лежали те же события, что и в уголовном деле против г-на [Опалева]. Поэтому невозможно отрицать, что факты, установленные в деле [Опалева], а также выводы суда, имели прямое отношение к уголовному делу заявителей. При подобных обстоятельствах требовались существенные гарантии того, что решения, принятые по делу г-на [Опалева], не препятствовали бы осуществлению всей полноты права на справедливое судебное разбирательство в последующем уголовном процессе против заявителей.

Однако Суд пришел к выводу, что в данном деле не были соблюдены два основополагающих требования в обеспечение справедливого судебного разбирательства, которые должны выполняться при рассмотрении уголовных дел против соучастников в отдельных процессах.

А именно, в нарушение обязанности суда воздерживаться от каких бы то ни было утверждений, предвосхищающих предстоящее судебное разбирательство по другому уголовному делу, при вынесении приговора в отношении г-на [Опалева] в декабре 2012 г. суд допустил формулировки, не оставляющие сомнений в том, что заявители были причастны к данному преступлению, и что это были именно они лично. Выводы суда и манера их изложения не могут быть оценены иначе, как предрешение вопроса, являющегося предметом предстоящего судебного разбирательства.

Второе требование, которое было нарушено, – это обязанность суда воздерживаться от принятия фактических обстоятельств, изложенных в предыдущем деле, в качестве установленных res judicata, то есть без дополнительной проверки, если подсудимый не участвовал в предыдущем процессе. Однако при рассмотрении дела заявителей суды приняли обстоятельства, изложенные в приговоре в отношении г-на Х, в качестве заранее установленных (имеющих силу res judicata). Российское Правительство выдвинуло возражение, что в обязанности суда, рассматривавшего дело заявителей, входило полное и всестороннее изучение доказательств и свидетельских показаний и вынесение решения исключительно на основе материалов, изученных в этом судебном процессе. Однако Суд счел, что у суда, рассматривавшего дело, были очевидные мотивы придерживаться выводов, сделанных в прошлом деле, потому что противоречие с ними поставило бы под вопрос законность и обоснованность обоих приговоров, вынесенных одним и тем же судом. Нежелательность вынесения приговоров, находящихся в противоречии между собой, могла служить сдерживающим фактором для судей, ограничивающим их стремление к установлению истины и их способность к отправлению правосудия.

Таким же образом использование процедуры досудебного соглашения с г-ном [Опалевым] и вынесение на его основании приговора в порядке особого производства ставило под сомнение возможность этого лица выступать свидетелем в уголовном процессе против заявителей. При заключении сделки о сотрудничестве он сформулировал совместно с обвинением определенную версию событий, которая не проверялась судом и не требовала подкрепления доказательствами, и эта версия легла в основу его приговора. Давая впоследствии показания в качестве свидетеля, г-н [Опалев] был вынужден придерживаться именно этой версии, согласованной им в качестве обвиняемого в ходе досудебной сделки. Более того, когда г-н [Опалев] выступал в процессе заявителей в качестве свидетеля, суд позволил огласить его ранее данные показания до того, как он был допрошен защитой, что могло создать у любого независимого наблюдателя впечатление, будто суд поощрял свидетеля придерживаться какой-то определенной версии событий.

Что касается утверждения заявителей о том, что в их деле имело место произвольное применение закона, Суд отметил следующее. После того как первоначально выдвинутое против заявителей обвинение в обмане и злоупотреблении доверием г-на [Опалева] было снято за отсутствием состава преступления, было принято решение об изменении обвинения. Вновь выдвинутое обвинение предполагало, что это г-н [Опалев] совершил хищение имущества, заключив убыточную сделку, а заявители выступали его соучастниками. Суд далее отметил, что в соответствии с российским правом, общества с ограниченной ответственностью, каковым являлось ООО «ВЛК», определяются как юридические лица, преследующие в качестве основной цели своей деятельности извлечение прибыли. В судебном процессе не было установлено, что перепродажа лесоматериалов и взимание комиссии ООО «ВЛК» преследовали иную цель, нежели извлечение прибыли, например, что договор служил прикрытием для отмывания денег, уклонения от налогов, коммерческого подкупа или иной противозаконной или сомнительной деятельности – таких обвинений даже не выдвигалось.

Из материалов дела следует, что обе стороны договора преследовали коммерческие цели независимо друг от друга и что эти цели были именно такими, как было предусмотрено в договоре. Поэтому Суд заключил, что российские суды признали г-на Офицерова виновным в действиях, неотличимых от обычной предпринимательской деятельности в качестве посредника, а г-на Навального в том, что он эту деятельность организовал. Таким образом, Суд констатировал, что российские суды привлекли заявителей к уголовной ответственности за действия, полностью выпадающие за пределы уголовно-правовой нормы, примененной в данном уголовном деле. Иными словами, суд допустил произвольное толкование закона в нарушение прав обвиняемых.

Придя к вышеуказанным выводам, Суд установил, что российские суды не обеспечили справедливого судебного разбирательства, и высказал предположение, что судьи и не стремились развеять очевидность допущенных нарушений. Особо отмечено, что суды проигнорировали аргумент г-на Навального о том, что он подвергался политическим преследованиям, хотя Суд счел этот довод заслуживающим внимания. Он отметил, что кампания по борьбе с коррупцией стала набирать силу в 2010 г. В это время расследования г-на Навального в отношении высокопоставленных чиновников, включая Президента Российской Федерации, привлекали все больше общественного внимания не только среди читателей его интернет-блога, но и более широкой аудитории после публикаций в СМИ. Даже если официальные лица, которых касались расследования, не признавали, что им было о них известно, они едва ли приветствовали факт этих публикаций. Кроме того, нельзя не обратить внимания на то, что первая проверка по фактам, связанным с КОГУП «Кировлес», была предпринята через три недели после публикации скандальной статьи о финансовых махинациях в связи с проектом строительства нефтепровода «Восточная Сибирь — Тихий океан», в которой содержались обвинения в адрес высшего политического руководства страны.

Не рассмотрев столь веских аргументов о возможных политических мотивах уголовного преследования г-на Навального, суд только укрепил подозрения, что причины привлечения его к уголовной ответственности были именно политическими.

Суд постановил, что уголовный процесс против заявителей был проведен в нарушение статьи 6 § 1.

Другие статьи

Сославшись на уже сделанный вывод о том, что российские суды допустили произвольное толкование закона и признали заявителей виновными в действиях, неотличимых от обычной предпринимательской деятельности, Суд не счел необходимым рассматривать вопрос о наличии нарушения также статьи 7.

Относительно жалобы о нарушении статьи 18 в совокупности со статьями 6 и 7, Суд решил, что это положение не применимо в данном деле, и признал ее на этом основании неприемлемой. Он отметил, что ни статья 6, ни статья 7 не содержат прямых или косвенных ограничений, относящихся к этому делу, которые могли бы составлять предмет исследования для Суда в смысле статьи 18.

Справедливая компенсация (статья 41)

Суд постановил, что Россия обязана выплатить каждому из заявителей 8 000 евро в качестве компенсации морального вреда, а также г-ну Навальному 48 053 евро и г-ну Офицерову 22 893 евро в качестве компенсации за понесенные ими судебные расходы и издержки.

Особое мнение

Судьи Николау, Келлер и Дедов выразили особое мнение, которое содержится в приложении к постановлению.

Официальный текст постановления составлен на английском языке.

Обзор практики Верховного Суда РФ 4 (2015): решения ЕСПЧ

ОБЗОР СУДЕБНОЙ ПРАКТИКИ ВЕРХОВНОГО СУДА РФ
№ 4 (2015)

(утвержден Президиумом Верховного Суда РФ 23 декабря 2015 года,
опубликован 13 января 2016 года)

(Извлечения)

<…>

ПРАКТИКА МЕЖДУНАРОДНЫХ ДОГОВОРНЫХ ОРГАНОВ

В силу п. 10 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» «толкование международного договора должно осуществляться в соответствии с Венской конвенцией о праве международных договоров от 23 мая 1969 г. (раздел 3; ст. 3–33). Согласно п. «b» ч. 3 ст. 31 Венской конвенции при толковании международного договора наряду с его контекстом должна учитываться последующая практика применения договора, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования».

Практика международных (межгосударственных) органов, контролирующих исполнение государствами международно-правовых обязательств в сфере защиты прав и свобод человека, которые предусматриваются в международном договоре, устанавливает соглашение участников такого договора в отношении его применения.

В целях эффективной защиты прав и свобод человека судам необходимо при рассмотрении административных, гражданских дел, дел по разрешению экономических споров, уголовных и иных дел учитывать правовые позиции, сформулированные межгосударственными договорными органами.

В сфере административно-правовых отношений, а также в сфере рассмотрения дел об административных правонарушениях

<…>

Практика Европейского Суда по правам человека

Постановление  Европейского  Суда  по  правам  человека  (далее  – Европейский Суд, Суд) по жалобе по жалобе № 41418/04 «Хорошенко против России» (вынесено и вступило в силу 30 июня 2015 г.)

Заявитель жаловался на то, что в течение первых десяти лет отбывания наказания в исправительной колонии особого режима возможность свиданий с женой и другими членами семьи была существенно ограниченна.

Европейский Суд подчеркнул, что «…существенной частью права заключенного на уважение семейной жизни является обеспечение ему государственными органами возможности, или, в случае необходимости, содействия в поддержании контактов с близкими родственниками…некоторые меры контроля контактов заключенных с внешним миром требуются и сами по себе не являются несовместимыми с Конвенцией… Такие меры могут включать в себя ограничения числа семейных свиданий, надзор во время указанных свиданий, если это обосновано характером преступления и особыми характеристиками личности заключенного, введение особого режима в отношении заключенного или особых условий проведения свиданий» (п. 123 постановления).

Суд отметил, что «… следует проводить различие между введением особого режима или особых условий свиданий во время предварительного расследования, когда эти меры могут обоснованно считаться необходимыми для достижения преследуемой правомерной цели, и длительным действием такого режима» (п. 124 постановления).

Европейский Суд уточнил, что «…введение таких мер, как физическое разделение, может быть оправдано соображениями безопасности учреждения или опасностью  взаимодействия заключенного с преступными организациями через семейные каналы… Однако длительный запрет непосредственного контакта может быть обоснован только в случае подлинной и непрерывной угрозы такого рода» (п. 125 постановления).

Суд отметил, что «…отправной точкой регулирования свиданий заключенных, включая лиц, приговоренных к пожизненному лишению свободы, на европейском уровне является тот факт, что национальные органы власти имеют обязательство предупреждать разрыв семейных связей и обязаны обеспечивать таким лицам обоснованно хороший уровень контакта с их семьями, с максимально возможной периодичностью свиданий в обычном порядке» (п. 134 постановления).

Европейский Суд напомнил, что «…в странах-участниках минимальная периодичность свиданий в исправительном учреждении лиц, приговоренных к пожизненному лишению свободы…составляет не менее одного посещения каждые два месяца…большинство государств- участников не проводит различия в этой области между лицами, приговоренными к пожизненному лишению свободы, и другими видами заключенных, и что в таких странах общепринятый минимум периодичности свиданий составляет не менее одного раза в месяц… Россия, по-видимому, является единственной юрисдикцией в рамках Совета Европы, которая регламентирует свидания всех приговоренных к пожизненному лишению свободы лиц как группы путем сочетания крайне низкой периодичности свиданий в исправительном учреждении и длительности действия такого ограничения» (п. 135 постановления).

Суд установил, что «…все формы одиночного заключения без соответствующего психологического или физического стимулирования, вероятно, в долгосрочной перспективе оказывают вредное воздействие, приводя к ухудшению умственных способностей и утрате социальных навыков… у заявителя могло быть не более одного сокамерника в течение всего соответствующего периода, и он относился к группе лиц, приговоренных к пожизненному лишению свободы, которые отбывали наказание отдельно от других заключенных» (п. 140 постановления).

Европейский Суд пришел к выводу, что «…указанная мера не обеспечивает соблюдения справедливого равновесия между правом заявителя на защиту частной и семейной жизни, с одной стороны, и целями, на которые ссылается государство-ответчик, с другой стороны, а также к выводу о том, что государство-ответчик превысило пределы усмотрения в указанном отношении…Отсюда следует, что имеет место нарушение права заявителя на уважение его личной и семейной жизни, гарантированного ст. 8 Конвенции, в результате применения строгих условий в исправительной колонии особого режима в настоящем деле» (пп. 148–149 постановления).

См. также нижеприводимое постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 25435/06 «Беленко против России» (вынесено 18 декабря 2014 г., вступило в силу 18 марта 2015 г.).

См. также нижеприводимое постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 12440/04 «Шехов против России» (вынесено 19 июня 2014 г., вступило в силу 17 ноября 2014 г.).

Вопросы административного выдворения

<…>

Практика Европейского Суда по правам человека

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 72780/12 «Мурадели против России» (вынесено 9 апреля 2015 г., вступило в силу 9 июля 2015 г.).

Заявитель жаловался в соответствии со ст. 8 и 13 Конвенции на то, что постановление об административном выдворении с территории Российской Федерации нарушило его право на уважение частной и семейной жизни.

Европейским Судом обращено внимание на то, что «…статья 8 не может рассматриваться в качестве налагающей на государство общее обязательство по уважению выбора места проживания семейной парой или по разрешению воссоединения семьи на его территории. Тем не менее, в случае, когда дело касается семейной жизни, а также иммиграции, рамки обязательств государства по допуску на свою территорию родственников лиц, проживающих на его территории, изменяются в соответствии с особыми обстоятельствами соответствующих лиц и общественной заинтересованности» (п. 70 постановления).

Суд напомнил о факторах, которые принимаются во внимание в данном контексте:

  • рамки связей в государстве-участнике Конвенции;
  • наличие непреодолимых препятствий в отношении пребывания семьи в родной стране соответствующего иностранного гражданина;
  • вопрос о том, имеются ли факторы иммиграционного контроля (например, история нарушений иммиграционного законодательства) или случаи несоблюдения общественного порядка, которые перевешивают в сторону принятия решения о запрете на въезд (п. 70 постановления).

Европейский Суд уточнил, что «…учитывая, что заявитель покинул Россию в марте 2011 года и впоследствии пытался повторно въехать в Россию, настоящая жалоба относится не к ситуации оседлого мигранта, но к ситуации иностранного гражданина, добивающегося разрешения на въезд в страну» (п. 74 постановления).

Суд установил, что «…когда в ходе проверки документов полицией… заявитель не представил документов, разрешающих его пребывание в России, он объяснил, что, полагая, что он может въехать в Россию из Республики Беларусь без визы, он приехал в Россию для решения определенных коммерческих вопросов и собирался уехать после их решения. Заявитель не упомянул свою семью в качестве причины его приезда в Россию. Также его семья не была упомянута в судебных разбирательствах в районном суде, который признал заявителя виновным в нарушении иммиграционных правил» (п. 75 постановления).

Европейский Суд отметил, что «…в соответствии с утверждениями заявителя, после его выдворения из России он принял решение поселиться в Республике Беларусь. Так как русский язык является одним из двух официальных языков в Республике Беларусь, Суд не видит непреодолимых препятствий для переезда семьи заявителя в выбранную им страну» (п.76 постановления).

Суд особо подчеркнул, что «…несмотря на неоднократные нарушения иммиграционных правил, заявителю были предоставлены широкие возможности урегулирования его пребывания в России… после того, как он не обратился за продлением срока действия его разрешения на временное проживание в 2004 году и был признан виновным в совершении административного правонарушения на этом основании в апреле 2006 года, новое разрешение на временное проживание было предоставлено ему в августе 2006 года, несмотря на то, что его запрос о продлении срока действия был подан с опозданием на два года… После того, как заявитель вновь не обратился вовремя за продлением срока действия его разрешения на временное проживание в 2009 году, его заявление было отклонено. Тем не менее, хотя заявителю было указано покинуть Россию по истечении срока действия его разрешения на временное проживание, иммиграционные органы власти особым образом указали, что он может повторно въехать в Россию после исполнения    иммиграционных    правил…    Однако    заявитель    решил пренебречь упомянутым постановлением и остаться в России незаконно. Когда органам власти стало известно об этом и они.. признали его виновным в совершении административного правонарушения в отношении пребывания в России после истечения срока действия его разрешения на временное проживание, они не вынесли постановление об его административном выдворении, что повлекло бы пятилетний запрет на въезд, а предоставили ему транзитную визу, чтобы он мог покинуть Россию в законном порядке» (п. 78 постановления).

Суд пришел к выводу, что «… поведение заявителя говорило о постоянном пренебрежении законами, правилами и общественным порядком страны проживания… российские органы власти не несли обязательства по разрешению пребывания заявителя в России…Таким образом, нарушение статьи 8 Конвенции не было допущено» (пп. 81–83 постановления).

 

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 66373/13 «Халиков против России» (вынесено 26 февраля 2015 г., вступило в силу 6 июля 2015 г.).

Заявитель жаловался, что в случае его возвращения в Узбекистан для него существует реальный риск подвергнуться пыткам и ненадлежащему обращению в нарушение ст. 3 Конвенции, что он не мог добиться судебного контроля содержания под стражей в соответствии с п. 4 ст. 5 Конвенции, а также утверждал, что содержание его в специальном учреждении в целях выдворения нарушало подп. «f» п. 1 ст. 5 Конвенции.

Суд отметил, что заявитель «… разыскивался узбекскими властями по обвинениям в предполагаемом членстве в мусульманском экстремистском движении и угрозе государственной безопасности. Эти обвинения стали основанием для запроса об экстрадиции и постановления о задержании заявителя. Таким образом, он находится в аналогичной ситуации с теми мусульманами, которые в связи с совершением богослужений вне официальных учреждений и правил обвинялись в религиозном экстремизме или членстве в запрещенных религиозных организациях и в этой связи… подвергались повышенной угрозе жестокого обращения» (п. 52 постановления).

Европейский Суд установил, что «… существование национальных законов и международных договоров, гарантирующих уважение основных прав, само по себе не является достаточным для обеспечения достаточной защиты от жестокого обращения, когда, как в настоящем деле, надежные источники сообщают о действиях, которые явно противоречат принципам Конвенции и совершаются   или допускаются органами власти… дипломатические заверения также не способны сами по себе предотвратить риск подвергнуться жестокому обращению и что национальные органы власти должны с осторожностью относиться к заверениям против пыток, исходящим от страны, где пытки распространены или постоянно применяются… внутригосударственные органы власти, а также Власти в своих доводах в Суде использовали обобщенные и неконкретизированные аргументы в попытке опровергнуть заявления о риске подвергнуться ненадлежащему обращению в связи с вышеуказанными обстоятельствами» (п. 53 постановления).

Суд посчитал, что «…были представлены существенные основания, чтобы полагать, что заявитель подвергается риску обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции, в случае депортации в Узбекистан» (п. 54 постановления).

В отношении содержания заявителя в специальном учреждении в целях выдворения Европейский Суд отметил, что «…основной акцент жалобы заявителя по п. 4 ст. 5 был направлен не на первоначальное решение о помещении его под стражу, а на невозможность добиться судебного пересмотра его содержания под стражей по истечении определенного времени» (п. 64 постановления).

Суд установил, что «…российские власти должны обеспечить создание в своем внутреннем правопорядке механизма, позволяющего лицам инициировать проверку законности их содержания под стражей до выдворения исходя из течения процесса депортации… Поскольку заявитель не имел в своем распоряжении процедуры, позволяющей произвести судебный пересмотр законности его содержания под стражей, Суд усматривает нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции» (пп. 65–66 постановления).

В отношении нарушения подп. «f» п. 1 ст. 5 Конвенции в связи с жалобой заявителя на период, в течение которого он находится под стражей в связи с его административным выдворением, Суд отметил, что «… До того как органы власти вынесли решение о помещении заявителя в специальное учреждение в целях выдворения, он уже в течение шести месяцев содержался под стражей с целью экстрадиции. При вынесении решения о помещении заявителя в специальное учреждение до выдворения суды не устанавливали точно определенного срока его содержания под стражей… Таким образом, после истечения этого срока задержанный должен быть освобожден» (п. 73 постановления).

Европейский Суд пришел к выводу, что «…в российском законодательстве нет положений, которые позволили бы заявителю инициировать производство по проведению судебного пересмотра его содержания под стражей до выдворения, а также не применяется процедура автоматического пересмотра его содержания под стражей через равные промежутки времени… [соответственно] имело место нарушение подпункта «f» пункта 1 статьи 5 Конвенции» (пп. 75, 76 постановления).

 

В сфере гражданско-правовых и процессуальных правоотношений 

Условия лишения свободы. Запрет пыток. Компенсация вреда (ущерб)

<…>

Практика Европейского Суда по правам человека

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 5682/06 «Сергей Зубарев против России» (вынесено 5 февраля 2015 г., вступило в силу 5 мая 2015 г.).

Заявитель жаловался на нарушение ст. 6 и 13 Конвенции в связи с тем, что своим отказом в принятии его искового заявления российские суды лишили его доступа к правосудию.

Европейский Суд установил, что в данном деле «…российские суды отказались рассматривать исковые требования заявителя в связи неприкосновенностью судей, которая ограждает их от привлечения к какой-либо ответственности за должностные действия, совершенные при отправлении правосудия» (п. 31 постановления).

Суд пришел к выводу, что «…предоставленный судье иммунитет от привлечения к ответственности за действия, совершенные ею при осуществлении правосудия в качестве председательствующего судьи по гражданскому делу, может рассматриваться как законная цель, в частности, для защиты интересов правосудия» (п. 32 постановления).

Европейский Суд отметил, что «…утверждения, которые заявитель счел порочащими его деловую репутацию, были сделаны судьей в рамках жалобы, направленной в областную коллегию адвокатов в порядке, предусмотренном российским правом. Эти утверждения не распространялись  в  средствах  массовой  информации…  заявитель  не указал, что данные утверждения были известны кому-либо еще, кроме органов адвокатского объединения… рассматриваемые утверждения получили распространение в очень узком кругу» (п. 34 постановления).

Суд также отметил, что «…у заявителя была возможность оспорить достоверность заявлений судьи в рамках дисциплинарного судопроизводства» (п. 35 постановления).

Таким образом, в данном деле Европейский Суд пришел к выводу о наличии разумной соразмерности между судейской неприкосновенностью при отправлении правосудия и законной целью, преследуемой в интересах общества, и постановил, что нарушения п. 1 ст. 6 Конвенции допущено не было.

См. также приводимое ниже постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 25435/06 «Беленко против России» (вынесено 18 декабря 2014 г., вступило в силу 18 марта 2015 г.).

 

В сфере социально-трудовых правоотношений

<…>

Практика Европейского Суда по правам человека

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 30711/03 «Коберник против России» (вынесено 11 июня 2015 г., вступило в силу в тот же день).

Заявитель жаловался, что отмена решения от 21 января 2003 г. [21 января 2003 г. городской суд вынес решение, предписывающее увеличить ежемесячное пособие, причитающееся заявителю, в соответствии с величиной прожиточного минимума. При пересчете суммы пособия заявителя суд применил коэффициент 1,92, основанный на данных, предоставленных областным комитетом статистики. В результате ежемесячное пособие увеличилось до 4 800 российских рублей, а ежемесячная надбавка на питание увеличилась до 576 рублей. Суд предписал ответчику выплатить заявителю пересчитанную сумму с 1 января 2002 г. за вычетом уже выплаченных сумм. 16 апреля 2003 г. решение было оставлено без изменений по результатам рассмотрения кассационной жалобы Ростовским областным судом и вступило в законную силу.], вынесенного в его пользу, с учетом того факта, что оно было оставлено без изменений в кассационном порядке, нарушила его право по п. 1 ст. 6 Конвенции и ст. 1 Протокола № 1.

Суд напомнил, что «…в целях соблюдения принципа правовой определенности, который закреплен в статье 6 Конвенции, окончательные решения, по общему правилу, не должны ставиться под сомнение. Отступления от этого принципа оправданы, только если они необходимы для исправления фундаментальных ошибок. Одна лишь возможность существования двух точек зрения по данному вопросу не является основанием для пересмотра» (п. 21 постановления).

Европейский Суд пришел к выводу, что «…в любом случае, окончательное решение в пользу заявителя было отменено только натом основании, что суды нижестоящих инстанций неверно истолковали существующее внутригосударственное законодательство… Соответственно, имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции и статьи 1 Протокола № 1» (пп. 22–23 постановления).

 

В сфере уголовно-правовых и уголовно-процессуальных отношений

 <…>

Практика Европейского Суда по правам человека

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 5678/06 «Юдицкая и другие против России» (вынесено 12 февраля 2015 г., вступило в силу 12 мая 2015 г.).

Заявители жаловались на то, что обыск, проведенный в их кабинетах, и изъятие их компьютеров, содержащих конфиденциальную информацию, привели к нарушению их прав, предусмотренных ст. 8 Конвенции.

Европейский Суд установил, что «…постановление о проведении обыска от 6 мая 2005 г. было вынесено районным судом по ходатайству следователя в рамках предварительного следствия по уголовному делу в отношении определенного круга лиц по обвинениям в получении взяток при отягчающих обстоятельствах» (п. 28 постановления).

Суд отметил, что «…только адвокат И.Т. являлся подозреваемым по соответствующему уголовному делу. В отношении заявителей не осуществлялось никакого уголовного преследования. Тем не менее, районный суд указал, что юридическая фирма являлась одной из сторон фиктивного договора, и разрешил обыск всего помещения фирмы» (п. 28 постановления).

Суд также подчеркнул, что «…постановление о проведении обыска не было четко сформулированным, что предоставляло следователям неограниченную свободу усмотрения при проведении обыска. В постановлении не было указано, почему недостаточно было обыскать только кабинет и компьютер И.Т. Более того, при вынесении постановления судья не затронул вопрос о том, подлежат ли защите конфиденциальные материалы, хотя судья знал, что заявители являлись членами коллегии адвокатов и располагали документами, защищенными адвокатской тайной» (п. 29 постановления).

Европейский Суд отметил, что «…чрезмерная расплывчатость формулировок постановления проявилась в том, каким образом был произведен обыск…не было обеспечено никаких гарантий против нарушения адвокатской тайны, таких как, например, запрет на изъятие документов, на которые распространяется адвокатская тайна, или наблюдение за обыском со стороны независимого от следственной группы наблюдателя, способного указать, на какие документы распространяется адвокатская тайна…Присутствие двоих понятых объективно нельзя было считать достаточным средством защиты, учитывая, что они не являлись профессионалами, обладающими юридической квалификацией, и следовательно, не были способны определить, какие материалы являются конфиденциальными…что касается электронных данных, хранившихся на компьютерах заявителей, которые были изъяты следователем, то по всей видимости, во время обыска не соблюдались никакие процедуры фильтрации» (п. 30 постановления).

Европейский Суд пришел к выводу о том, что «…обыск, проведенный в отсутствие обоснованного подозрения или средств защиты от вмешательства в профессиональную тайну в кабинетах заявителей, и изъятие их компьютеров вышли за пределы «необходимых в демократическом обществе» для достижения преследуемой законной цели. Таким образом, имело место нарушение требований статьи 8 Конвенции» (п. 32 постановления).

 

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 25435/06 «Беленко против России» (вынесено 18 декабря 2014 г., вступило в силу 18 марта 2015 г.).

Заявитель жаловалась на нарушение ст. 2 Конвенции в связи с тем, что халатность врачей привела к смерти ее дочери.

Европейский Суд установил нарушение ст. 2 Конвенции в ее процессуальном аспекте в связи с необеспечением эффективного расследования по заявлению Беленко Т.А. о незаконных действиях персонала клинического психоневрологического диспансера (отмечены: длительность расследования, неоднократные отмены постановлений о прекращении уголовного дела ввиду неполноты расследования, неисполнение следователем в течение 2,5 лет постановления районного суда о признании незаконным постановления о прекращении уголовного дела и устранении допущенных в ходе следствия нарушений, а также утрата медицинских документов дочери заявителя) (пп. 80–85 постановления).

Вместе с тем Европейский Суд отклонил жалобы заявителя на нарушение материального аспекта ст. 2 Конвенции, поскольку, как отмечено, лечащие врачи соблюдали применимые нормы и процедуры, использовали научно обоснованные методы лечения, одобренные лекарственные средства и медицинское оборудование (пп. 71–74 постановления).

 

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 41152/06 «Аванесян против России» (вынесено 18 сентября 2014 г., вступило в силу 18 декабря 2014 г.).

Заявитель утверждал, что обследование его жилого помещения было проведено в нарушение ст. 8 Конвенции и что он не имел в своем распоряжении эффективного средства правовой защиты, как того требует ст. 13 Конвенции.

Европейский Суд подчеркнул, что «…в специфичном контексте негласных операций могут существовать причины для проведения судебного рассмотрения без сторон (ex parte) с тем, чтобы не допустить предупреждения о предстоящем обследовании. В этом случае понятие эффективного средства правовой защиты не предполагает возможность оспаривания выдачи разрешения до проведения обследования… Однако после того, как обследование было проведено или заинтересованному лицу каким-либо иным образом стало известно о существовании разрешения, должна существовать процедура, при помощи которой это лицо могло бы оспорить правовые и фактические основания этого разрешения и получить компенсацию в случае, если постановление о разрешении проведения обследования было незаконным или само обследование было проведено незаконно» (п. 29 постановления).

Европейский Суд также отметил, что «…судебное постановление о разрешении на проведение оперативно-розыскных мероприятий  не может быть пересмотрено вышестоящим судом. Закон «Об оперативно- розыскной деятельности» не предусматривает возможности обжалования этого решения даже после того, как необходимость содержать его в тайне пропадает либо потому что обследование было проведено, либо потому что заинтересованному лицу стало известно о существовании этого постановления… жалоба руководителю органа, действия которого оспариваются, не отвечает обязательным стандартам независимости, необходимым для обеспечения достаточной защиты от превышения должностных полномочий. Жалоба прокурору также не является эффективным средством правовой защиты, поскольку она не дает подавшему ее лицу права на непосредственное участие в осуществлении государством своих надзорных полномочий» (пп. 30, 32 постановления).

Суд установил, что «…понятие эффективного средства правовой защиты не предусматривает возбуждение уголовного производства в отношении лиц, проводивших обследование. Кроме того, преследование сотрудников милиции, даже если оно окажется эффективным, возможно только в отношении их собственных действий и не может привести к проверке по существу законности судебного разрешения на проведение обследования» (п. 34 постановления).

Судом обращено внимание на то, что «…постановление от 22 марта 2006 г. не основывалось на каких-либо обоснованных подозрениях в отношении Аванесяна С.Г., что заявитель также не являлся подозреваемым и в отношении его не осуществлялось никакого уголовного преследования, что при этом постановление не было четко сформулировано и не содержало указания на то, какие именно запрещенные или полученные незаконным путем предметы предполагалось обнаружить в ходе обследования, и, таким образом, сотрудникам милиции предоставлялась неограниченная свобода усмотрения» (п. 44 постановления).

Отмечено также, что судебное разрешение на проведение оперативно-розыскных мероприятий, в том числе на обследование жилища, может быть получено в отсутствие лица и без его уведомления об этом. Однако, как отмечено, если лицу стало известно о таком судебном постановлении (в том числе после проведения соответствующего оперативно-розыскного мероприятия), оно должно иметь возможность его обжалования (в том числе для получения компенсации, если постановление и осуществленные на его основании действия были незаконными), но российское законодательство не предоставляет такой возможности.

Следовательно, Суд пришел к выводу, что в данном деле было допущено нарушение ст. 8 Конвенции, а также ст. 13 Конвенции во взаимосвязи со ст. 8.

 

Постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 12440/04 «Шехов против России» (вынесено 19 июня 2014 г., вступило в силу 17 ноября 2014 г.).

Заявитель жаловался со ссылкой на ст. 6 Конвенции, что судебные разбирательства по уголовному делу в его отношении являлись несправедливыми ввиду ряда процессуальных нарушений. В частности, он  жаловался  на  то,  что  во  время  рассмотрения  его  кассационной жалобы в Верховном Суде Российской Федерации его интересы не были представлены адвокатом.

Европейский Суд установил, что «…заявитель никогда явно не отказывался от своих прав на защиту и при этом не было предпринято попыток назначить адвоката или перенести слушание с целью обеспечения присутствия адвоката» (п. 43 постановления).

Суд подчеркнул, что «…принимая во внимание три фактора — (a) широкие полномочия судов высших инстанций в России, (b) тяжесть обвинений, выдвинутых против заявителей и (c) суровость приговора, который был им вынесен — Суд считает, что интересы правосудия требовали, чтобы для целей справедливого слушания дела заявителям должен быть представлен адвокат на слушании по его жалобе» (п. 44 постановления).

Европейским Судом обращено внимание на то, что «…в настоящем деле заявитель предстал перед судом присяжных и, следовательно, юрисдикция кассационного суда была ограничена правовыми вопросами. Правовые вопросы в деле заявителя были особенно сложными… в своих жалобах заявитель добивался повторной квалификации уголовного преступления и полагался на собственную защиту… без услуг практикующего представителя заявитель не мог сформулировать аргументы, поднятые в жалобе, и не мог компетентно выступить в суде по соответствующим правовым вопросам, что означает, что заявитель был не в состоянии эффективно защищать себя. Более того, суд кассационной инстанции обладал широкими полномочиями при вынесении решения по его жалобе и его решение являлось окончательным» (п. 45 постановления).

Таким образом, Суд постановил, что имело место нарушение п. 1 ст. 6 совместно с подп. (c) п. 3 ст. 6 Конвенции.

Заявитель также жаловался со ссылкой на ст. 34 Конвенции, что его переписка с Судом вскрывалась администрацией исправительной колонии, что последняя отказалась отправлять некоторые из его писем в Суд и персонал исправительной колонии угрожал заявителю в связи с подачей его жалобы в Суд.

Европейский Суд пришел к выводу, что «…вскрытие корреспонденции могло оказать запугивающий эффект на заявителя, и удержание вложений (включая форму жалобы и пояснительную записку, форму доверенности и уведомление для заявителей) негативно влияло на способность заявителя на эффективную подготовку его  жалобы  в Суд. Положение заявителя являлось особенно уязвимым, так как в это время у него не имелось представителя в судебных разбирательствах в Суде и, следовательно, он зависел от администрации исправительной колонии в отношении обеспечения его переписки с Судом и остальным миром. Следовательно, вскрытие писем от Суда и удержание вложений являлось вмешательством в осуществление права заявителя на подачу индивидуальной жалобы, что несовместимо с обязательством государства-ответчика в соответствии со ст. 34 Конвенции» (п. 63 постановления).

См. также постановление Европейского Суда по правам человека по жалобе № 66373/13 «Халиков против России» (вынесено 26 февраля 2015 г., вступило в силу 6 июля 2015 г.).

Болотная: Власти не обеспечили проведение мирного собрания

Демонстрация на Болотной площади 6 мая 2012 г.:
власти не обеспечили условий для проведения мирного собрания

(извлечения из пресс-релиза ЕСПЧ)

Сегодня Европейский Суд по правам человека (ЕСПЧ) вынес решение по делу Frumkin v. Russia (жалобы № 74568/12). Данная жалоба касалась акции протеста, которая состоялась 6 мая 2012 г. на Болотной площади в Москве против злоупотреблений и фальсификаций в ходе президентских выборов и выборов в Государственную Думу.

Палата единогласно постановила, что имели место нарушения следующих положений Европейской Конвенции по правам человека:

Статья 11 (свобода собраний и объединений) как в отношении невыполнения властями обязанностей по обеспечению мирного проведения публичного мероприятия, так и в отношении лично заявителя, г-на Фрумкина, который был подвергнут задержанию и содержанию под стражей, а затем был приговорен к административному аресту сроком на 15 суток.

Статья 5 § 1 (право на свободу и личную неприкосновенность); и

Статья 6 §§ 1 и 3 (d) (право на справедливое судебное разбирательство).

Суд, в частности, постановил, что правоохранительные органы не приняли минимальных мер для поддержания мирного характера общественного мероприятия, для предотвращения беспорядков и обеспечения безопасности всех участников, а именно уклонились от контакта с устроителями мероприятия, когда этого требовала обстановка, тем самым не выполнив своих обязанностей по поддержанию порядка. Что касается действий правоохранительных органов в отношении г-на Фрумкина – задержание, содержание под стражей и последующий административный арест — они были совершенно несоразмерны их целям. Применение подобных мер может рассматриваться в качестве сдерживающего фактора, направленного на то, чтобы и заявитель, и другие лица впоследствии воздерживались от участия в акциях протеста и от активной поддержки оппозиционной деятельности в целом.

Основные факты

Заявитель, Евгений Владимирович Фрумкин, 1962 года рождения, является российским гражданином и проживает в Москве. 6 мая 2012 г. он участвовал в акции протеста на Болотной площади проходившей в Москве против злоупотреблений и фальсификаций в ходе выборов в Государственную Думу, а также в ходе президентских выборов, состоявшихся в начале 2012 года. Данное шествие началось мирно, однако окончилось столкновениями между протестующими и полицией, что привело к многочисленным арестам.

Данное общественное мероприятие было заранее согласовано с московскими властями. После того как Департамент региональной безопасности г. Москвы отклонил первоначально предложенный организаторами маршрут, за несколько дней до мероприятия был утвержден альтернативный маршрут. Как утверждал г-н Фрумкин, за два дня до мероприятия организаторы и представители правоохранительных органов провели рабочую встречу и согласовали место проведения мероприятия, обозначив, что оно будет в точности таким же, как на предыдущем митинге, состоявшемся в феврале 2012 г. В тот раз место проведения митинга включало сквер на Болотной площади (сквер им. Репина). Схема мероприятия, назначенного на 6 мая 2012 г., была опубликована на официальном сайте ГУ МВД России по г. Москве, и на ней место проведения митинга было также изображено с включением сквера. За день до мероприятия, в связи с имеющейся у властей информацией о возможном превышении численности участников, а также о предполагаемых намерениях установить палатки на месте проведения мероприятия, прокуратура объявила предостережения двум организаторам мероприятия о недопустимости нарушения закона. В соответствии с внутренним документом ГУ МВД России по г. Москве, который Российские власти предоставили Суду («План обеспечения общественного порядка и безопасности в г. Москве 6 мая 2012 г.»), на охрану общественного порядка в центе города в этот день было выделено более 8 тысяч полицейских и военных, в том числе для предотвращения несанкционированных собраний.

По оценкам властей, 6 мая 2012 г. на Болотной площади насчитывалось около 8 тысяч участников мероприятия, в то время как организаторы сочли, что там было около 25 тысяч человек. Вначале состоялось мирное шествие, завершившееся на Болотной площади, куда участники прибыли около 17 часов, но там обнаружили, что доступ в сквер был перекрыт полицейским кордоном и тем самым исключен из места проведения митинга, в отступление от оговоренного плана мероприятия. В распоряжении митингующих осталась Болотная набережная, где организаторы уже установили сцену. Как заявляли протестующие, такое изменение согласованного плана застало их врасплох, и поэтому лидеры марша потребовали от полиции передвинуть кордон и освободить место для прохода митингующих. По официальной версии, участники марша хотели прорвать кордон и направиться через мост, в сторону Кремля, либо спровоцировать беспорядки в толпе. Обе стороны — и российское правительство, и заявитель — подтверждали, что стоявшие в оцеплении полицейские не вступали в диалог с представителями протестующих и что никто из высокопоставленных представителей правоохранительных органов не был делегирован для проведения переговоров.

После неудачной попытки вступить в переговоры с полицией, четверо из числа лидеров марша объявили «сидячую забастовку», усевшись на асфальт, и их примеру последовало примерно 20-50 участников марша. Некоторое время спустя полицейский кордон прорвался в одном месте под напором толпы, но полицейские быстро восстановили оцепление. В 18 часов один из офицеров полиции, отвечающих за безопасность мероприятия, дал указание одному из организаторов объявить о прекращении митинга. Требование было выполнено, но большинство из присутствующих участников и представителей прессы не услышали объявления. После этого полиция начала принимать активные меры, принуждая протестующих разойтись и при этом задерживая активистов, в том числе нескольких лидеров марша.

В тот же день было возбуждено уголовное дело о массовых беспорядках и применении насилия к представителям власти. Впоследствии оно было объединено с другим уголовным делом, касающимся организации массовых беспорядков. После этих событий несколько правозащитников подали жалобы на действия полиции, связанные с применение насилия при задержании протестующих, а также заявили о нарушении прав при привлечении их к ответственности. В марте 2013 г. власти отклонили несколько жалоб на незаконные действия полиции, в частности, на незаконные аресты и применение силы. Ряд жалоб в отношении полицейских был отклонен в рамках уголовного преследования участников акции на Болотной площади.

В феврале 2014 г. суд вынес обвинительный приговор в отношении восьми человек, обвиняемых в массовых беспорядках и применении насилия к представителям власти во время демонстрации 6 мая 2012 г. Они были приговорены к лишению свободы на сроки от двух с половиной до четырех лет. В июне 2014 г. Московский городской суд оставил приговор в силе. В отдельном уголовном деле четверо обвиняемых также были осуждены за аналогичные преступления на сроки от двух с половиной до трех с половиной лет. Их приговор также был оставлен в силе Московским городским судом, рассмотревшим апелляцию в ноябре 2014 г. Перед этим, в июле 2014 г., этот же суд признал двух человек, включая одного из организаторов мероприятия, виновными в организации массовых беспорядков и приговорил их к лишению свободы на четыре с половиной года. В марте 2015 г. приговор был рассмотрен Верховным Судом в апелляционной инстанции и оставлен в силе.

По утверждению г-на Фрумкина, во время мероприятия 6 мая 2012 г. между 18 и 19 часами он находился в секторе митинга, где обстановка оставалась спокойной. По его словам, он был необоснованно задержан в 19 часов, после того как он услышал указания расходиться, но не мог этого сделать из-за общей суматохи, и никаких предупреждений от полиции перед задержанием он не получал. По версии Российского правительства, он был задержан на Болотной площади в 20.30, потому что он мешал проезду транспорта и не выполнял указания полицейского освободить проезд. Он был доставлен в отделение полиции, где был составлен протокол об административном правонарушении, состоявшем в препятствовании дорожному движению и неповиновении законному распоряжению сотрудника полиции. После этого он оставался под стражей до рассмотрения его дела мировым судьей, который 8 мая 2012 г. признал его виновным в административном правонарушении и приговорил его к административному аресту сроком на 15 суток. Впоследствии решение мирового судьи было оставлено в силе, а жалобы заявителя отклонены. <…>

Решение Суда

Статья 11

В первой части жалобы относительно нарушения статьи 11 г-н Фрумкин заявлял о неадекватности мер безопасности, принятых полицией на Болотной площади. Он утверждал, что эти меры спровоцировали столкновения между протестующими и полицией и что полиция использовала их в качестве предлога для досрочного прекращения митинга.

Обозрев все материалы дела, Суд отметил особую тщательность, с которой власти готовились к обеспечению общественного порядка 6 мая 2012 г. Обе стороны признавали тот факт, что в тот день принимались повышенные меры безопасности, направленные на предотвращение вероятных несанкционированных акций протеста. По утверждению Российского правительства, власти столкнулись с ситуацией массовых беспорядков, поскольку лидеры марша намеревались выйти за пределы согласованной для митинга территории, разбить палаточный лагерь и, возможно, провести несогласованное собрание возле Кремля. Допрошенные в качестве свидетелей высокопоставленные офицеры полиции показали в ходе судебного разбирательства по делу об организации массовых беспорядков, что власти подозревали активистов оппозиции в намерении устроить акцию неповиновения. Эта акция должна была начаться с установки палаточного лагеря, вероятно по примеру движения «Оккупай». Организаторы мероприятия, в свою очередь, отрицали наличие у них таких планов как выход за пределы оговоренной территории. Что касается сидячей забастовки, они утверждали, что это была реакция на одностороннее решение властей изменить заранее оговоренные пределы площади, отведенной для проведения митинга.

Суд установил, что само по себе решение о закрытии доступа в сквер для участников митинга не свидетельствовало о негативном отношении властей к мероприятию либо о скрытом намерении создать неблагоприятные условия для его проведения, учитывая, что на предоставленной для митинга части Болотной площади было достаточно места для всех явившихся участников. Однако организаторы возражали прежде всего против ситуации, когда они были поставлены перед фактом изменения границ отведенной им площади безо всякого предупреждения, что, по их мнению, и привело к недопониманию и дестабилизации обстановки. Суд пришел к выводу о том, что существовала по крайней мере негласная договоренность о том, что сквер Болотной площади будет включен в территорию, отведенную для митинга. Даже если вопрос о сквере не оговаривался специально, как утверждали представители властей, допрошенные в суде, со стороны организаторов не было ничего неразумного в том, чтобы считать его включенным по умолчанию. Во-первых, по официальным данным, сквер входил в состав Болотной площади, а во-вторых, он был включен в территорию предыдущего митинга, что и было подтверждено представителями властей. Кроме того, схема мероприятия, опубликованная на официальном сайте ГУ МВД России по г. Москве, очерчивала границы места проведения митинга, включая при этом сквер. Каким бы ни было происхождение этой схемы – возможно, неофициальным, если ее предоставили организаторы, как установил суд, — сам факт ее публикации предполагал некое официальное одобрение.

Относительно «сидячей забастовки» и ее значения в этих событиях, Суд не счел возможным установить, что лидеры марша действительно требовали прохода через мост в направлении Кремля, на чем настаивали некоторые свидетели-сотрудники полиции, поскольку в материалах дела не имелось никаких свидетельств в пользу этой версии от лиц, не являющихся сотрудниками правоохранительных органов. На основании доказательств, предоставленных сторонами, Суд установил, что устроители сидячей забастовки потребовали открыть доступ в сквер для участников митинга и что они довели эти требования до сведения полицейского руководства. Как следовало из видео-материалов, на которые ссылались стороны, а также из свидетельских показаний, в сидячей забастовке принимало участие не более 20-50 человек, и рядом с ними оставалось достаточно места для желающих пройти вперед. Наконец, был отмечен сугубо мирный характер сидячей забастовки.

Столкнувшись с требованием о перемещении полицейского оцепления, власти должны были немедленно отреагировать, и самым важным в этой ситуации было открыто, ясно и безотлагательно сообщить участниками сидячей забастовки свою позицию по этому вопросу, дав положительный или отрицательный ответ, либо предложив компромисс. Однако Суд пришел к выводу, подкрепленному свидетельскими показаниями, что власти не проявили готовности к диалогу с организаторами мероприятия и даже не попытались вступить с ними в контакт, чтобы разрешить недоразумение по поводу расположения оцепления и снять вызванную этим напряженностью. Был особо отмечен необъяснимый пробел в подготовке к мероприятию: План обеспечения общественного порядка и безопасности в г. Москве 6 мая 2012 г., подробный во всех иных отношениях, не указывал, какое должностное лицо отвечало за связь с организаторами мероприятия, что было неадекватным на фоне общей проработанности мер безопасности. Далее, уже на месте власти не смогли конструктивно отреагировать на изменение обстановки. После остановки лидеров марша перед полицейским оцеплением первое время ни один из представителей правоохранительных органов, присутствующих на площади, не проявил интереса к остановившимся демонстрантам, подающим тревожные сигналы из-за кордона. После продолжительного ожидания к протестующим был направлен Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации, который должен был предать им требование полиции подняться с асфальта и направиться к сцене, но это не дало ответа на вопрос, требовавший разрешения. Неспособность представителей правоохранительных органов предпринять простые и очевидные шаги при первых признаках конфликта привела, таким образом, к его эскалации, что, в свою очередь, нарушило мирный ход мероприятия.

Суд счел, что власти не соблюли минимальных требований, предъявляемых к правоохранительным органам в части их обязанности поддерживать связь с устроителями мероприятия, что являлось важной составляющей частью их обязанностей по обеспечению мирного хода общественных мероприятий, по предотвращению беспорядков и по обеспечению безопасности всех участников.

Таким образом, имело место нарушение статьи 11 вследствие невыполнения властями обязанности по обеспечению мирного проведения митинга.

Во второй части жалобы относительно нарушения статьи 11 г-н Фрумкин заявлял о необоснованности его задержания и содержания под стражей, а также привлечения к административной ответственности. Исходя из материалов дела, Суд отметил, что заявитель находился внутри периметра, отведенного для проведения митинга, и его собственное поведение было исключительно мирным.

Суд принял в учет, что применяя различные меры принуждения к участникам собрания на Болотной площади, власти исходили из опасений по поводу возможных попыток установки стихийного палаточного лагеря. Тем не менее, Суд отметил, что г-н Фрумкин был привлечён к ответственности на ином основании, вне всякой связи с нарушением правил проведения общественных мероприятий. Как следует из объяснений Российского правительства и соответствующих судебных решений, он был задержан, содержался под стражей и признан виновным в совершении административного правонарушения потому, что он преграждал движение транспорта и оказывал неповиновение сотруднику полиции, давшему ему распоряжение прекратить эти действия. Из судебных решений не следовало, чем руководствовался заявитель, прогуливаясь по проезжей части и препятствуя дорожному движению, а его собственные объяснения, что он просто не успел покинуть место митинга по причине общего замешательства, не оспаривались и не отклонялись судом. Поэтому, даже предположив, что его задержание, содержание под стражей, а также его административный арест были осуществлены в соответствии с законом и преследовали правомерную цель, указанную в части 2 статьи 11, — предположительно, защита общественного порядка – они были совершенно несоразмерны этой цели.

Кроме того, применение подобных мер могло играть роль сдерживающего фактора, то есть привести к тому, что и заявитель, и другие лица отказывались бы от дальнейшего участия в акциях протеста и, более того, от активной поддержки оппозиционной политической деятельности.

Суд констатировал нарушение статьи 11.

Статья 5

Стороны не оспаривали тот факт, что сразу после его ареста, который был осуществлен 6 мая 2012 не позднее 20.30, и вплоть до его доставления в суд утром 8 мая 2012 года г-н Фрумкин был лишен свободы в смысле статьи 5 § 1. После составления протокола об административном правонарушении вечером того же дня, когда он был арестован, цель его доставления в отделение полиции была достигнута, и он мог быть отпущен на свободу. Ни Российское правительство, ни прочие органы власти не обосновали, почему он был тем не менее оставлен под стражей. Ввиду отсутствия каких бы то ни было объяснений, по каким причинам он оставался под стражей в течение 36 часов, задержание заявителя в этот период характеризуется как необоснованное и произвольное лишение свободы. Таким образом, имело место нарушение статьи 5 § 1.

Статья 6

Суд установил, что в деле заявителя было допущено нарушение статьи 6 §§ 1 и 3 (d), поскольку был сделан вывод о том, что производство по делу об административном правонарушении в отношении г-на Фрумкина в целом не отвечало принципам справедливого судебного разбирательства. Было отмечено, что вопрос о виновности заявителя не был предметом доказывания в судебном заседании, а его осуждение было основано исключительно на типовых рапортах, составленных на заранее напечатанных бланках и представленных полицией, и суд отказал заявителю в исследовании каких бы то ни было иных доказательств.

См. также:
Постановление ЕСПЧ по жалобам фигурантов «Болотного дела»
Узники Болотной (Акименков и другие): Новая коммуникация
Жалоба привлеченного по ст. 19.3 КоАП РФ за Болотную: Коммуникация
Жалоба участника митинга на Болотной на жестокость полиции: Коммуникация
ЕСПЧ задал вопросы по жалобам еще 4-х фигурантов «болотного дела»
Вопросы ЕСПЧ по жалобам фигурантов «болотного дела»

Пересмотр дел в новой кассации и правовая определенность

Периодически ко мне обращаются с просьбой подготовить жалобу в ЕСПЧ на нарушение принципа правовой определенности в результате отмены в порядке новой кассации вступивших в законную силу постановлений судов первой и (или) апелляционной инстанций, принятых в пользу потенциальных заявителей. Речь может идти и о неблагоприятном изменении вступивших в законную силу судебных актов по результатам рассмотрения дела в порядке новой кассации, но ниже для простоты я буду писать только об их отмене. Новой кассацией я называю процедуру пересмотра вступивших в законную силу судебных постановлений, предусмотренную главой 41 ГПК РФ в редакции Федерального закона от 09 декабря 2010 года N 353-ФЗ (в т.ч. с последующими изменениями и дополнениями).

Обращаясь ко мне с указанной просьбой, потенциальные заявители ориентируются на практику признания ЕСПЧ нарушений принципа правовой определенности в результате отмены вступивших в законную силу судебных постановлений в порядке старого надзора. Таковым я называю процедуру пересмотра вступивших в законную силу судебных актов, которая была предусмотрена той же главой 41 ГПК РФ в редакции, действовавшей до вступления в силу большинства положений Федерального закона от 09 декабря 2010 года N 353-ФЗ. См. многочисленные Постановления ЕСПЧ, начиная с «Рябых против России» (Ryabykh v. Russia, жалоба N 52854/99) от 24 июля 2003 года и заканчивая, вероятно, «Мишура и Гаева против России» (Mishura and Gayeva v. Russia, жалобы NN 5941/06 и 7946/08) от 29 октября 2015 года (которое, наверняка, окажется не последним). Конечно, нарушения ЕСПЧ признавал лишь в отсутствие так называемых фундаментальных нарушений (fundamental defects), иногда называемых существенными процессуальными нарушениями (serious procedural defects), которые оправдывали бы отмену названных судебных актов, а также в отсутствие судебных ошибок (miscarriages of justice), хотя последние больше свойственны уголовному судопроизводству. Но для простоты далее я не буду повторять эту оговорку.

По изложенным ниже причинам я отказываю в подготовке таких жалоб, поскольку не усматриваю признаков нарушений принципа правовой определенности в результате как таковой отмены вступивших в законную силу судебных актов в порядке новой кассации.

ЕСПЧ признавал нарушением принципа правовой определенности отмену судебных постановлений, принятых в пользу заявителей, не только потому, что эти судебные постановления вступили в законную силу, но и потому, что они считались окончательными, т.е. res judicata (рес юдиката).

Res judicata – это всегда вступивший в законную силу судебный акт. Но не любой вступивший в законную силу судебный акт – это res judicata. Так, например, в Постановлении ЕСПЧ по делу «Сергей Золотухин против России» (Sergey Zolotukhin v. Russia, жалоба N 14939/03) от 10 февраля 2009 года (пункт 107) указано, что решение считается res judicata, если на национальном уровне нет внутренних средств правовой защиты от него (от нарушений, которые могли быть допущены при его принятии, в рамках производства, завершившегося его принятием, ниже для простоты я не буду повторять эту оговорку) либо такие средства исчерпаны (или истек срок на то, чтобы прибегнуть к таким средствам). Исключительные средства правовой защиты (extraordinary remedies) при этом не учитываются (там же, пункт 108). Это толкование дается применительно к статье 4 Протокола N 7 к Конвенции и взято из Пояснительной записки к этому Протоколу, положения которой основаны на Европейской конвенции о международной действительности судебных решений по уголовным делам 1970 года. Однако, например, Постановлением ЕСПЧ по делу «Пениас и Ортмайр против Австрии» (Penias and Ortmair v. Austria, жалобы NN 35109/06 и 38112/06) от 18 октября 2011 года (пункты 55, 60, 62—69) подтверждается, что аналогичной логике ЕСПЧ следует и применительно к жалобам на нарушение принципа правовой определенности отменой окончательного (предположительно окончательного), т.е. res judicata, решения по делу. Более того, из практики применения пункта 1 статьи 35 Конвенции следует, что окончательным решением по делу в смысле этой статьи признается нарушающее права решение, в отношении которого нет обычных внутренних средств правовой защиты, или решение, принятое по результатам обращения к внутреннему средству правовой защиты при наличии такового (последнему из них, если средств защиты несколько). Таким образом, окончательное решение по делу по смыслу пункта 1 статьи 35 Конвенции – это то же самое, что res judicata (с оговоркой, что решение, в отношении которого есть внутренние средства правовой защиты, но они не исчерпаны надлежащим образом и возможность их исчерпания утрачена, не признается окончательным решением – именно по смыслу пункта 1 статьи 35 Конвенции, поскольку эта статья также требует исчерпания внутренних средств правовой защиты, — но при этом является res judicata). Это подтверждается мотивировкой названного выше Постановления по делу Пениаса и Ортмайра.

Из этого следует, что судебный акт не является окончательным (res judicata), если на национальном уровне имеются обычные, не исключительные средства правовой защиты от него по смыслу пункта 1 статьи 35 Конвенции.

И такие средства правовой защиты от вступивших в законную силу постановлений судов первой и апелляционной инстанций, если только они не вынесены Верховным Судом РФ, в настоящее время по общему правилу имеются. Это подача жалоб в президиумы судов уровня субъектов РФ и (или) Судебную коллегию Верховного Суда РФ в порядке новой кассации. К такому выводу ЕСПЧ пришел в Решении по делу «Абрамян и Якубовские против России» (жалобы NN 38951/13 и 59611/13) от 12 мая 2015 года (при публикации оно называлось «Абрамян и другие против России»).

Таким образом, вступившие в законную силу постановления судов первой и апелляционной инстанций, которые могут быть обжалованы в кассационном порядке и срок подачи кассационных жалоб на которые не истек, не являются окончательными решениями, т.е. res judicata. Если кассационные жалобы не были поданы, то по истечении срока на их подачу указанные судебные акты, конечно, становятся окончательными. Однако по очевидной причине в этом случае речь уже не может идти об их отмене в порядке новой кассации и, соответственно, о нарушении этим принципа правовой определенности. Восстановление пропущенного срока на подачу кассационной жалобы возвращает всё в ситуацию, когда судебные акты не считаются окончательными. Более сложный случай отмены вступивших в законную силу судебных постановлений в порядке новой кассации в результате предположительно не соответствующего Конвенции и Протоколам к ней восстановления срока их обжалования в кассационном порядке выходит за рамки данной публикации.

Ради чистоты рассуждений стоит, возможно, сделать следующую оговорку. Из Решения ЕСПЧ по делу «Абрамян и Якубовские против России» не следует прямо, что оно касается обращений в суды кассационной инстанции, начиная прямо с 01 января 2012 года, когда вступили в силу соответствующие изменения, внесенные в ГПК РФ. Более того, в основу выводов ЕСПЧ положено, например, Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 11 декабря 2012 года N 29, которое появилось почти через год после вступления в силу этих изменений. Конечно, заявители по указанному делу подали кассационную жалобу в Судебную коллегию Верховного Суда РФ еще в октябре 2012 года (с кассационной жалобой в президиум регионального суда они не обращались — таковая была подана другой стороной разбирательства, в результате чего и было отменено апелляционное определение, вынесенное в пользу заявителей). Однако ЕСПЧ прямо не признавал подачу заявителями этой кассационной жалобы эффективным внутренним средством правовой защиты. Он признал неэффективной подачу заявителями следующей кассационной жалобы — на имя Председателя Верховного Суда РФ, в то время как 6-месячный срок мог быть соблюден ими только при условии противоположного вывода. Но даже если условно допустить, что в какой-то промежуток времени, начиная с 01 января 2012 года, имел место период, в течение которого в отсутствие сложившейся практики или по другим причинам новую кассацию невозможно было считать эффективной, то на сегодняшний день, по прошествии почти четырех лет, это уже неважно, принимая во внимание 6-месячный срок на обращение в ЕСПЧ, который в случае нарушения принципа правовой определенности в результате отмены окончательного судебного акта начинает течь прямо со дня такой отмены (или дня, когда предполагаемая жертва узнала о ней): если ранее кто-то уже подал в Страсбургский Суд жалобу на нарушение принципа правовой определенности отменой вступивших в законную силу судебных актов в порядке новой кассации в такой промежуток времени, то ему следует просто дождаться принятия решения по этой жалобе, если таковое еще не принято, а если нет, то срок на обращение в ЕСПЧ с соответствующей жалобой должен был давно истечь.

Другое дело, если вступившие в законную силу судебные постановления, вынесенные в пользу потенциального заявителя, отменены в порядке новой кассации после передачи кассационной жалобы иного лица для рассмотрения в заседании Судебной коллегии Верховного Суда РФ в результате принятия решения об этом Председателем Верховного Суда РФ или его заместителем на основании пункта 3 статьи 381 ГПК РФ и с отменой определения судьи Верховного Суда РФ об отказе в передаче кассационной жалобы для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции. В этом случае принцип правовой определенности действительно может быть нарушен. Равным образом он может быть нарушен, если судебные акты отменены в результате использования Председателем Верховного Суда РФ или его заместителем своих полномочий, предусмотренных статьей 391.11 ГПК РФ. Оба этих вывода вытекают из признания указанных процедур не относящимися к эффективным средствам правовой защиты тем же Решением по делу «Абрамян и Якубовские против России».

Что же касается отмены вступивших в законную силу судебных актов в порядке надзора, если речь не идет об использовании положений статьи 391.11 ГПК РФ, то на сегодняшний день — в отсутствие оценки такого надзора со стороны ЕСПЧ как являющегося или не являющегося эффективным средством правовой защиты — невозможно однозначно сказать, может ли это представлять собой нарушение принципа правовой определенности. Однако исключить такой вывод, конечно, нельзя. И он будет являться прямым следствием признания такого надзора неэффективным, если ЕСПЧ даст ему именно такую оценку.

Всё написанное выше касается только новой кассации, предусмотренной ГПК РФ, но не АПК РФ или УПК РФ, равно как не кассации по новому КАС РФ и не пересмотра в порядке, предусмотренном КоАП РФ, вступивших в законную силу судебных актов в результате обращения с жалобами, рассматриваемыми председателями судов уровня субъекта РФ и их заместителями. Потому что пересмотр вступивших в законную силу судебных постановлений на основании положений других кодексов пока не получил оценку со стороны ЕСПЧ на предмет отнесения к внутренним средствам правовой защиты по смыслу пункта 1 статьи 35 Конвенции. И хотя, возможно, имеются некоторые основания для экстраполяции выводов ЕСПЧ на соответствующие процедуры, предусмотренные АПК РФ и КАС РФ (но едва ли УПК РФ и КоАП РФ), нельзя исключить и иной их оценки со стороны Страсбургского Суда. Соответственно, нельзя исключить со 100-процентной вероятностью, что пересмотр вступивших в законную силу актов судов первой и второй инстанций в кассационном порядке, предусмотренном АПК РФ и КАС РФ, может представлять собой нарушение принципа правовой определенности. И тем более этого нельзя исключить применительно к пересмотру таких актов в кассационном порядке на основании УПК РФ и в результате обращения с жалобами, рассматриваемыми председателями судов уровня субъекта РФ и их заместителями на основании КоАП РФ.

Не полное отделение туалета от камеры — нарушение статьи 8

Постановление ЕСПЧ по делу «Шафрански против Польши» (Szafrański v. Poland, жалоба N 17249/12) от 15 декабря 2015 года (извлечение в моем переводе):

  1. Суд многократно признавал нарушение статьи 3 Конвенции неудовлетворительными условиями содержания под стражей, когда недостаточное отделение санузла от остальной части камеры представляло собой лишь одно из таких условий <…>. Таким образом, из практики Суда следует, что на национальных властях лежит позитивное обязательство предоставить доступ к санузлу, который был бы отделен от остальной части камеры таким образом, чтобы обеспечить заключенным [необходимый] минимум уединения. Суд повторяет, что в соответствии с позицией Европейского Комитета по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания (ЕКПП) санузел, который лишь частично отделен, неприемлем, когда в камере содержится более одного заключенного (CPT/Inf (2012) 13, § 78 и 2nd General Report [CPT/Inf (92) 3], § 49). Внутрикамерные туалеты должны быть оборудованы полными перегородками, т.е. до потолка (CPT/Inf (2015) 12, § 74). <…>
  2. Суд отмечает, что в период между 31 марта 2010 года и 06 декабря 2011 года заявитель размещался в 10 камерах, в 7 из которых санузел не был полностью отделен. В этих камерах он был вынужден пользоваться туалетом в присутствии других заключенных и в своей повседневной жизни был лишен минимально необходимой приватности. <…>
  3. Принимая во внимание вышеизложенное, Суд приходит к выводу, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции. <…>
  1. Суд на основе принципа справедливости присуждает заявителю 1800 евро в возмещение морального вреда [причиненного указанным выше нарушением статьи 8 Конвенции].

Исполнение Постановлений ЕСПЧ в 2014 г.: Доклад Минюста

Опубликован Минюстом России 14 декабря 2015 года
(без приложений)

ДОКЛАД
о результатах мониторинга
правоприменения в Российской Федерации за 2014 год

(Извлечение)

Мониторинг выполнения постановлений
Европейского Суда по правам человека

В соответствии с Указом № 657 Минюстом России в 2014 году продолжено осуществление мониторинга правоприменения в целях выполнения постановлений Европейского Суда по правам человека (далее — Европейский Суд), в связи с которыми необходимо принятие (издание), изменение или признание утратившими силу (отмена) законодательных и иных нормативных правовых актов Российской Федерации (приложения № 4 и 5).

По состоянию на 20 августа 2015 г. приняты меры по совершенствованию законодательства Российской Федерации в связи с 4 постановлениями Европейского Суда по конкретным делам, а также в связи с пилотным постановлением от 15 января 2009 г. по делу «Бурдов против Российской Федерации (№ 2)» (Burdov v. Russia (№ 2), жалоба № 33509/04, и  255 постановлениями Европейского Суда, объединенными в группу дел «Тимофеев» (Timofeyev).

В частности, в рамках выполнения постановления Европейского Суда от 27 марта 2008 г. по делу «Штукатуров против Российской Федерации» (Shtukaturov v. Russia), жалоба № 44009/05, вступил в силу с 2 марта 2015 г. Федеральный закон от 30 декабря 2012 г. № 302-ФЗ «О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации», предусматривающий введение института частичной дееспособности в целях наиболее полной защиты прав и интересов граждан, страдающих психическими расстройствами.

Для обеспечения реализации прав подозреваемых и обвиняемых на обращение в Европейский Суд с учетом выводов Европейского Суда, изложенных в постановлении от 10 июня 2010 г. по делу «Захаркин против Российской Федерации» (Zakharkin v. Russia), жалоба № 1555/04, принят Федеральный закон от 28 июня 2014 г. № 193-Ф3 «О внесении изменения в  статью 18 Федерального закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений».

В рамках выполнения постановления Европейского Суда от  28 октября  2010 г. по делу «Борис Попов против Российской Федерации» (Boris Popov v. Russia), жалоба № 23284/04, Федеральным законом от  30 декабря 2012 г. № 304-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации» в законодательство Российской Федерации введены положения, направленные на защиту от произвольного вмешательства в право на уважение корреспонденции осужденных к лишению свободы.

С учетом правовых позиций Европейского Суда, выраженных в  постановлении от 10 мая 2012 г. по делу «Путинцева против Российской Федерации» (Putintseva v. Russia), жалоба № 33498/04, издан Указ Президента Российской Федерации от 25 марта 2015 г. № 161 «Об утверждении Устава военной полиции Вооруженных Сил Российской Федерации и внесении изменений в некоторые акты Президента Российской Федерации», в  соответствии с которым из Устава гарнизонной и караульной служб Вооруженных Сил Российской Федерации, утвержденного Указом Президента Российской Федерации от 10 ноября 2007 г. № 1495 «Об утверждении общевойсковых уставов Вооруженных Сил Российской Федерации» (далее — Указ № 1495), исключены нормы, позволявшие применять оружие по военнослужащим, содержащимся на гауптвахте, для пресечения их побега без адекватных и эффективных мер защиты от произвола при применении силы. Одновременно в этих же целях в Уставе военной полиции Вооруженных Сил Российской Федерации закреплены новые нормы, регулирующие рассматриваемые правоотношения.

В рамках выполнения пилотного постановления Европейского Суда от 15 января 2009 г. по делу «Бурдов против Российской Федерации (№ 2)» (Burdov v. Russia), жалоба № 33509/04, а также 255 постановлений Европейского Суда, входящих в группу дел «Тимофеев» (Timofeyev), были приняты федеральные законы от 30 апреля 2010 г. № 68-ФЗ «О компенсации за  нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» и № 69-ФЗ «О  внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с  принятием Федерального закона «О компенсации за нарушение права на  судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок», которыми создано внутригосударственное средство правовой защиты от нарушений права, связанных с несоблюдением разумных сроков исполнения судебного акта, предусматривающее обращение взыскания на средства бюджетов бюджетной системы Российской Федерации. Данное средство правовой защиты признано Европейским Судом эффективным по смыслу Конвенции о защите прав человека и основных свобод. В результате принятия указанных федеральных законов, их применения с учетом практики Европейского Суда и разъяснений, изложенных в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации и Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 23  декабря 2010  г. № 30/64 «О  некоторых вопросах, возникших при рассмотрении дел о присуждении компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок», удалось добиться существенного сокращения жалоб рассматриваемой категории как в российские суды, так и в Европейский Суд, а также фактического переноса бремени защиты прав граждан на национальный уровень.

В настоящее время продолжается работа по внесению в законодательство Российской Федерации изменений, связанных с рядом постановлений Европейского Суда.

В порядке реализации запланированных мероприятий по выполнению пилотного постановления Европейского Суда от 10 января 2012 г. по делу «Ананьев и другие против Российской Федерации» (Ananyev and Others v. Russia), жалобы № 42525/07 и № 60800/08, приняты 9  федеральных законов, а также одно постановление Правительства Российской Федерации и ряд ведомственных нормативных правовых актов. В частности, в 2015 году приняты федеральные законы от 8 марта 2015 г. № 21-ФЗ «Кодекс административного судопроизводства Российской Федерации», № 22-ФЗ «О введении в действие Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации» и № 23-Ф3 «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с введением в действие Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации», а также Федеральный конституционный закон от 8 марта 2015 г. № 1-ФКЗ «О внесении изменений в Федеральный конституционный закон «Об Уполномоченном по правам человека в Российской Федерации» и Федеральный конституционный закон «О военных судах Российской Федерации» в связи с введением в действие Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации». Указанные федеральные законы предусматривают создание существенно усовершенствованного превентивного национального средства правовой защиты от нарушений, связанных с необеспечением надлежащих условий содержания в следственных изоляторах и местах лишения свободы, и в полной мере корреспондируют с выводами, изложенными в указанном пилотном постановлении Европейского Суда.

На рассмотрении Государственной Думы находятся 2 законопроекта, разработанные с учетом выводов Европейского Суда, содержащихся в  постановлениях от 22 марта 2012 г. по делу «Константин Маркин против Российской Федерации» (Konstantin Markin v. Russia), жалоба № 30078/06, и от  18 апреля 2013 г. по делу «Агеевы против Российской Федерации» (Ageyevy v. Russia), жалоба № 7075/10.

В настоящее время федеральные органы исполнительной власти продолжают работу по подготовке проектов нормативных правовых актов в  рамках исполнения постановлений Европейского Суда от 28 октября 2003 г. по делу «Ракевич против Российской Федерации» (Rakevich  v.  Russia), жалоба № 58973/00, от 14 марта 2013 г. по делу «Олейников против Российской Федерации» (Oleynikov  v.  Russia), жалоба № 36703/04, от 27 марта 2014 г. по  делу «Матыцина против Российской Федерации» (Matytsina v. Russia), жалоба № 58428/10, пилотных постановлений Европейского Суда от 10 января 2012 г. по делу «Ананьев и другие против Российской Федерации» (Ananyev and Others v. Russia), жалобы № 42525/07 и № 60800/08, от 1 июля 2014 г. по делу «Герасимов и другие против Российской Федерации» (Gerasimov and Others v. Russia), жалобы № 29920/05 и другие, а также ряда постановлений Европейского Суда, объединенных в группу дел «Гарабаев» (Garabayev).

Проблемы правового регулирования, обозначенные в постановлении Европейского Суда от 6 июня 2013 г. по делу «Авилкина и другие против Российской Федерации» (Avilkina and Others v. Russia), жалоба № 1585/09, были разрешены путем внесения изменений в законодательство Российской Федерации, в частности Федеральным законом от 23 июля 2013 г. № 205-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты в связи с уточнением полномочий органов прокуратуры Российской Федерации по вопросам обработки персональных данных». Также был издан приказ Генерального прокурора Российской Федерации от 22 ноября 2013 г. № 506 «Об утверждении и введении в действие Инструкции о порядке обработки в органах прокуратуры Российской Федерации персональных данных, полученных в связи с осуществлением прокурорского надзора» и принято постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 июня 2013 г. № 21 «О  применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней».

По результатам дополнительной проработки в 2014 году вопроса о совершенствовании порядка истребования прокурором конфиденциальной медицинской документации, который предусматривал бы возможность получения добровольного согласия гражданина на истребование касающихся его медицинских сведений и обжалования соответствующих действий органов прокуратуры до представления документов в распоряжение прокурора, в целях выполнения постановления Европейского Суда от 6 июня 2013 г. по делу «Авилкина и другие против Российской Федерации» (Avilkina and Others v. Russia), жалоба № 1585/09, с учетом имеющейся правоприменительной практики в настоящее время признано нецелесообразным внесение дополнительных изменений в законодательство Российской Федерации.

По результатам мониторинга правоприменения за 2013 — 2014 годы
предполагается организовать работу:

ФСКН России, МВД России, ФСБ России, Минюста России во взаимодействии с Верховным Судом Российской Федерации и Генеральной прокуратурой Российской Федерации — по дополнительной проработке вопроса о необходимости внесения в законодательство Российской Федерации изменений в целях обеспечения правовой определенности понятия «провокация», а также четкой и предсказуемой процедуры санкционирования проведения проверочных закупок наркотических средств и иных аналогичных оперативно-разыскных мероприятий независимым органом (судом или органом прокуратуры) в целях исполнения постановлений Европейского Суда, объединенных в группу дел «Ваньян» (Vanyan) (пункт 3 приложения № 5);

МВД России, Минюста России, ФСКН России, ФСБ России во взаимодействии с Верховным Судом Российской Федерации, Генеральной прокуратурой Российской Федерации и Следственным комитетом Российской Федерации — по подготовке изменений и дополнений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (далее — УПК РФ), направленных на реализацию постановлений Европейского Суда, объединенных в группу дел «Царенко» (Tsarenko) и предусматривающих установление максимального срока (сроков), на который возможно продление содержания под стражей для ознакомления с материалами уголовного дела, определение порядка продления соответствующих сроков, в том числе после истечения предельного срока, установленного для применения данной меры пресечения, в частности нормы о возможности (невозможности) неоднократного продления соответствующих сроков после истечения предельного срока, установленного для применения данной меры пресечения, и контролируемости соответствующих сроков, о дифференциации сроков ознакомления с материалами дела и содержания в этих целях обвиняемых под стражей (в том числе после истечения предельных сроков, установленных для применения данной меры пресечения) в зависимости от конкретных обстоятельств, о недопустимости обоснования продления срока содержания под стражей только необходимостью ознакомления обвиняемого с материалами дела без учета всех других предусмотренных УПК РФ обстоятельств и изложения их в судебном постановлении (пункт 4 приложения № 5);

Минюста России и Минфина России во взаимодействии с Верховным Судом Российской Федерации и Генеральной прокуратурой Российской Федерации — по дальнейшей проработке основных подходов к решению вопросов, касающихся установления оснований и порядка возмещения государством вреда, причиненного незаконными действиями (бездействием) суда (судьи), а также определения подведомственности и подсудности соответствующих дел, в целях реализации постановлений Европейского Суда от 13 декабря 2011 г. по делу «Васильев и Ковтун против Российской Федерации» (Vasilyev and Kovtun v. Russia), жалоба № 13703/04, и Конституционного Суда Российской Федерации от 25 января 2001 г. № 1-П по делу о проверке конституционности положения пункта 2 статьи 1070 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан И.В.Богданова, А.Б.Зернова, С.И.Кальянова и Н.В.Труханова (пункт 5 приложения  № 5);

ФМС России, ФССП России, Минюста России во взаимодействии с Верховным Судом Российской Федерации и Генеральной прокуратурой Российской Федерации — по разработке проекта федерального закона о внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях (далее — КоАП РФ) в части установления максимальных сроков содержания в специальных учреждениях в целях административного выдворения и депортации, оснований и порядка установления, продления и приостановления срока содержания в соответствующих учреждениях, а также возможности, оснований и порядка замены данной ограничительной меры на более мягкую, не связанную с лишением свободы, в целях реализации постановлений Европейского Суда, объединенных в группу дел «Азимов» (Azimov), в том числе 7 постановлений Европейского Суда, вынесенных в период с января 2014 г. по июнь 2015 г. (пункт 9 приложения  № 5).

«Уголовный» характер КоАП и право на бесплатного защитника

На этой странице приведены извлечения из Постановления ЕСПЧ по делу «Михайлова против России» (Mikhaylova v. Russia, жалоба N 46998/08) от 19 ноября 2015 года (в моем переводе).

Их, по моему мнению, вполне достаточно для понимания смысла и значения этого Постановления. Поэтому комментарии тут, возможно, излишни. Однако в связи с появлением публикаций, посвященных этому Постановлению, замечу, что вывод о применимости гарантий статьи 6 Конвенции в ее уголовной части к разбирательству по делу об административном правонарушении сам по себе не означает, что соблюдение этих гарантий невозможно без предоставления лицу, в отношении которого ведется производство, услуг защитника бесплатно. Наряду с применимостью гарантий статьи 6 Конвенции в уголовной части и недостаточности у названного лица средств для оплаты услуг защитника необходимо, чтобы предоставление таковых бесплатно требовали интересы правосудия. О чем прямо написано в подпункте «с» пункта 3 статьи 6 Конвенции.

Другое дело, что, как следует из Постановления ЕСПЧ, когда лицу грозит наказание в виде административного ареста на срок 15 суток, по общему правилу этого уже достаточно, чтобы прийти к выводу, что интересы правосудия требуют предоставления ему услуг защитника бесплатно при условии отсутствия у него средств на оплату таких услуг (см. пункт 92; хотя, на мой взгляд, наличие и содержание предшествующего ему пункта 91 все-таки позволяет усомниться, что даже при таком наказании, грозящем лицу, не может быть других конкретных факторов, которые в своей совокупности позволяют прийти к выводу, что предоставление услуг защитника бесплатно в данном конкретном случае не было необходимым). (При этом государство может дать лицу возможность реализовать соответствующее право и каким-то иным способом, не через предоставление бесплатных услуг защитника в рамках непосредственно судебного разбирательства, о чем в Постановлении ЕСПЧ также написано.) Таким образом, возможность быть лишенным свободы на 15 суток в результате признания виновным может является одновременно как одним из аргументов в пользу применимости гарантий статьи 6 Конвенции в ее уголовной части (хотя они могут быть применимы и без этого, по другим причинам, см. пункт 65), так и аргументом в пользу того, что интересы правосудия требуют предоставления услуг защитника бесплатно. Однако бесплатные услуги защитника могут быть необходимы и в других случаях. Например, как в данном деле применительно к обвинению по части 2 статьи 20.2 КоАП РФ, в связи с юридической сложностью дела и тем фактом, что оно затрагивало две конвенционные свободы: свободу собраний и свободу выражения мнения (см. пункты 96-102).

Также обратите внимание, что Постановление ЕСПЧ может быть интерпретировано как распространяющее гарантии статьи 6 Конвенции в уголовной части едва ли не на все разбирательства по делам об административных правонарушениях (во всяком случае, если речь не идет о некоторых делах со специальным субъектом). Прямо в таком виде это в Постановлении не сформулировано. (Хотя нельзя исключить, что когда-нибудь ЕСПЧ это сделает.) Однако факторы, на основании которых ЕСПЧ пришел к выводу о применимости этих гарантий к разбирательству по части 2 статьи 20.2 КоАП РФ, характерны едва ли для всех административных правонарушений (см. пункты 59-60 и 64). Заметьте, что в силу специфики обстоятельств дела Постановление ЕСПЧ по делу «Каспаров и другие против России» едва ли могло быть интерпретировано таким образом.

Повторюсь, даже если допустить, что все производства по делам об административных правонарушениях охватываются гарантиями статьи 6 Конвенции в уголовной части, то это вовсе не означает, что по всем таким делам следует предоставлять услуги защитника бесплатно, если лицо, в отношении которого ведется производство, не имеет средств для их оплаты. Однако из этого следует едва ли не более важный вывод о необходимости предоставления такому лицу всех гарантий статьи 6 Конвенции в ее уголовной части!

«2. Вопросы приемлемости <…>

(b) Применимость статьи 6 Конвенции ввиду обстоятельств, связанных с предметом разбирательства (ratione materiae) <…>

(i) Привлечение к ответственности по статье 20.2 КоАП РФ

(α) Классификация разбирательства согласно национальному праву и его сущность

  1. Согласно российскому законодательству нарушение установленного порядка организации либо проведения публичных мероприятий может представлять собой «административное правонарушение», предусмотренное КоАП [РФ]. Суд ранее [уже] исследовал круг [деяний], определяемых в некоторых правовых системах как «административные», и обнаружил, что таковые охватывают некоторые правонарушения, которые являются по своей сущности уголовными, но слишком незначительны, чтобы регулироваться уголовными правом и процессом <…>. Когда такое имеет место, классификация [правонарушения] согласно национальному законодательству не является определяющей для целей [решения вопроса о применимости] статьи 6 Конвенции, и большее значение имеет сама сущность рассматриваемого правонарушения <…>.
  2. При таких обстоятельствах [сущность правонарушения] определяется в отношении обвинения, которое указано в протоколе об административном правонарушении, составленном должностным лицом несудебного органа власти и направленном судье [для рассмотрения дела]. Именно этот документ определил, что постановлено на карту [для заявительницы], в то время как судья, призванный вынести постановление [по делу об административном правонарушении], имел лишь ограниченные полномочия по переквалификации обвинения <…>. Заявительнице было предъявлено обвинение в совершении правонарушения, предусмотренного частью 2 статьи 20.2 КоАП РФ <…>.
  3. Что касается сущности этого правонарушения, то часть 2 статьи 20.2 КоАП РФ предусматривала наказание за участие в публичном мероприятии, которое нарушало «установленный порядок», в том числе требование о необходимости предварительного уведомления властей, которое предусмотрено, в частности, Федеральным законом «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях». Статья 20.2 КоАП РФ посвящена правонарушениям, посягающим на общественный порядок и общественную безопасность, и была разработана в целях наказания за нарушение норм, касающихся публичных мероприятий, и предупреждения совершения такого рода правонарушений. Производство по делу об административном правонарушении было возбуждено должностным лицом <…>. Нормы права, примененные к заявительнице, адресованы всем, а не группе людей, обладающих специальным статусом <…>. И Суд приходил ранее к выводу, что правонарушение, о котором идет речь, являлось общеадминистративным (см. пункт 42 Постановления ЕСПЧ по делу «Каспаров и другие против России» от 03 октября 2013 года).
  4. Наконец, Суд отмечает, что отдельные процедурные гарантии, предусмотренные КоАП РФ, такие как презумпция невиновности <…>, свидетельствуют об «уголовной» сущности разбирательства.

(β) Оценка наказания

  1. Суд сказал бы, что требующим оценки наказанием в данном случае следовало бы считать то, которое «грозило» или «могло быть назначено» <…>. Оно определяется по верхней границе максимального наказания, предусмотренного нормой права, применимой к правонарушению. Наказание, которое фактически было назначено, имеет значение с точки зрения оценки, однако не может преуменьшить значимость того, что изначально было поставлено на карту (<…> см. в качестве сравнения Определение Конституционного Суда РФ [№ 236-О] от 05 февраля 2015 года <…>).
  2. Что касается сущности и суровости наказания, то Суд отмечает, что, в отличие от правонарушения, предусмотренного статьей 19.3 КоАП РФ, в результате признания виновной в совершении правонарушения, предусмотренного статьей 20.2 КоАП РФ, заявительница могла быть подвергнута лишь штрафу. Его максимальный размер, предусмотренный законом, составлял 1000 рублей <…>, в то время как заявительница была подвергнута штрафу в размере 500 рублей <…>. Кроме того, никем не утверждалось и Суд не находится оснований для вывода о том, что это наказание влекло за собой иные лишения, ограничения или дальнейшие финансовые или иные связанные с этим потери <…>.
  3. Заявительница утверждала, однако, что согласно КоАП РФ неуплата штрафа в предусмотренный срок могла влечь административный арест на срок до 15 суток. Однако следует отметить, что статья 20.25 [КоАП РФ] предусматривает ответственность за совершение самостоятельного административного правонарушения <…>. Производство по делу в соответствии с положениями этой статьи должно быть отдельно возбуждено и передано на рассмотрение судье. Таким образом, что касается ссылки [заявительницы] на потенциальное наказание, нельзя сказать, что административный штраф, о котором идет речь, мог быть заменен лишением свободы в случае его неуплаты <…>.
  4. Однако, по мнению Суда, что действительно имеет значение, так это то, что штраф не был призван возместить причиненный вред, но по своей природе служил наказанию и предупреждению [совершения новых правонарушений], что также является особенностью уголовных санкций <…>. И действительно, КоАП РФ предусматривает, что наказание является мерой ответственности за совершение административного правонарушения и применяется в целях предупреждения совершения новых правонарушений как самим правонарушителем, так и другими лицами <…>.

(γ) Дополнительные соображения

  1. Хотя приведенных выше соображений, касающихся основной сущности разбирательства и карательной природы наказания, достаточно для Суда, чтобы прийти к выводу о применимости статьи 6 Конвенции в уголовной части, Суд добавит следующее, чтобы завершить [свой] анализ.
  2. Из принципиальных соображений при определении того, что составляет «уголовную» сферу, Суд придает особое значение лишению свободы в любой форме <…>. Приходя к выводу о применимости статьи 6 Конвенции в уголовной части, Суд в Постановлении по делу «Каспаров и другие» <…> в дополнение к приведенным выше соображениям отметил, что заявители были задержаны и провели в отделе милиции примерно два часа <…>. По тому делу Суд отметил, что заявители подверглись административному задержанию на основании статьи 27.3 КоАП РФ, т.е. мере с более значительными уголовными коннотациями, чем доставление физического лица в отдел милиции, предусмотренное статьей 27.2 КоАП РФ <…>.
  3. Не располагая копиями протокола об административном задержании или доставлении, но отмечая признание властями, что заявительница была «задержана», Суд будет исходить из предположения, что заявительница подверглась мере, предусмотренной статьей 27.3 КоАП РФ в отношении обоих правонарушений, за которые она была привлечена к ответственности.
  4. Наконец, Суд повторяет, что концепция «уголовного обвинения» по смыслу пункта 1 статьи 6 Конвенции является автономной, а это означает, в частности, что в силу своего предмета некоторые виды разбирательств могут выходить за рамки этой статьи <…>. Однако в рассматриваемом случае Суд не видит причин сомневаться в применимости статьи 6 Конвенции.
  5. В силу вышеизложенного, Суд убежден, что разбирательство, в рамках которого заявительница была привлечена к ответственности по статье 20.2 КоАП РФ, может быть охарактеризовано как «уголовное» по смыслу статьи 6 Конвенции.

(ii) Привлечение к ответственности по статье 19.3 КоАП РФ

  1. По мнению Суда, большинство соображений, изложенных в предшествующих пунктах, применимо, mutatis mutandis, к привлечению к ответственности по статье 19.3 КоАП РФ.
  2. Тем более, что административный арест, предусмотренный законом в качестве наказания, представляет собой веский аргумент в пользу классификации соответствующего разбирательства как охватываемого статье 6 Конвенции в уголовной части.
  3. Суд отмечает, что статья 19.3 КоАП РФ предусматривала наказание в виде штрафа в размере [до] 1000 рублей и/или (sic! — О.А.) административного ареста на срок до 15 суток. Как Суд многократно подтверждал, когда в обществах, придерживающихся принципа верховенства права, наказание, которое может быть и фактически назначено заявителю, предполагает лишение свободы, имеет место презумпция того, что предъявленное заявителю обвинение является «уголовным», и эта презумпция может быть опровергнута только в исключительных случаях и лишь когда лишение свободы не может быть расценено как «заметно негативное», учитывая характер, длительность и способ исполнения [наказания] <…>.
  4. Применительно к настоящему делу Суд не усматривает никаких исключительных обстоятельств такого рода (<…> см. в качестве примера обратного Постановление по делу «Энгель и другие [против Нидерландов от 08 июня 1976 года]», в котором Суд счел, что предусмотренное законом наказание в виде содержания под стражей в течение двух суток в контексте воинской службы [на гауптвахте — О.А.] было слишком непродолжительным, чтобы относиться к «уголовному» праву по смыслу статьи 6 Конвенции).
  5. Ввиду вышеизложенного Суд приходит к выводу, что к разбирательству по статье 19.3 КоАП РФ применима статья 6 Конвенции в уголовной части.
    <…>

3. Существо [нарушения] <…>

(b) Применение [общих] принципов к настоящему делу

  1. В первую очередь Суд отмечает, что претензии заявительницы касаются недоступности бесплатных услуг защитника при разбирательстве в судах первой и второй инстанций. Таким образом, настоящее дело не касается вопроса об услугах защитника после задержания <…> или при обжаловании вступивших в законную силу постановлений по делам об административных правонарушениях.
  2. Суд также отмечает, что рассматриваемая им жалоба заявительницы вызвана предположительно неудовлетворительным состоянием национального законодательства. В связи с этим Суд повторяет, что по делам, инициированным индивидуальными жалобами, его задачей не является абстрактное рассмотрение применимого законодательства или оспариваемой практики. Вместо этого он должен ограничить себя, без потери из вида, насколько это возможно, общего контекста, рассмотрением вопросов, затронутых находящимся в его производстве делом. Следовательно, задача Суда здесь заключается не в том, чтобы рассмотреть абстрактно вопрос о соответствии Конвенции названных выше разбирательств, а в том, чтобы определить, каков конкретный результат вмешательства в конвенционные права при обстоятельствах данного дела <…>.
  3. Следует отметить, что в соответствующее время статья 25.5 КоАП РФ предусматривала, что лицо, в отношении которого ведется производство по делу об административном правонарушении, может воспользоваться юридической помощью своего защитника (адвоката или иного лица). Власти признали, что в Кодексе как таковом это положение не интерпретировалось как предусматривающее право на получение услуг защитника бесплатно, в том числе при тех или иных условиях, и в судебной практике такое толкование также не давалось. Суд проанализирует настоящее дело, воспользовавшись подробной аргументацией Конституционного Суда РФ, сформулированной им недавно по результатам рассмотрения жалобы заявительницы.
  4. Что касается достаточности средств для оплаты услуг защитника <…>, то, учитывая предъявление заявительницей претензий к национальному законодательству, а не к его применению в конкретном случае, очевидно, что «критерий [недостаточности] средств» не был и не мог быть применен на национальном уровне. Со своей стороны, принимая во внимание имеющуюся в его распоряжении информацию, Суд готов предположить, что заявительница удовлетворяла этому критерию.
  5. Таким образом, Суду остается установить, требовали ли «интересы правосудия» предоставления заявительнице услуг защитника бесплатно в целях производства по делу о двух административных правонарушениях, за которые она была привлечена к ответственности.

(i) Привлечение к ответственности по статье 19.3 КоАП РФ

  1. Следует отметить, что заявительнице грозило наказания в виде [административного] ареста на срок до 15 суток. В связи с этим Суд не упускает из виду, что в соответствии с требованиями российского законодательства административный арест назначается лишь в «исключительных случаях» [см. статью 3.9 КоАП РФ — О.А.]. Однако решение об этом должно быть принято национальным судьей по каждому конкретному делу, и, следовательно, данное обстоятельство само по себе не может иметь значение при ответе на вопрос о том, должны ли были услуги защитника предоставляться заявительнице бесплатно, чтобы соответствовать требованиям статьи 6 [Конвенции]. Представляется, что заявительница не относилась к тем категориям лиц, к которым административный арест [в принципе] не мог применяться в качестве [административного] наказания. Таким образом, Суд считает, что для заявительницы многое было поставлено на карту <…>.
  2. Что касается других факторов (таких как тяжесть соответствующего правонарушения и конкретного обвинения, предъявленного заявительнице, а также сложность дела), то Суд отмечает, что по одному из эпизодов она обвинялась в неповиновении требованию сотрудника милиции. Вероятно, надлежащее рассмотрение этого обвинения требовало, среди прочего, установления законности требования сотрудника [милиции] (с конкретными ссылками на положения других нормативных актов, таких как Федеральный закон «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях» и Закон РФ «О милиции»), или подготовки юридического заключения по вопросу о реализации свободы выражения мнения лицом, в отношении которого ведется производство по делу об административном правонарушении <…>. Хотя Суд признает, что аргументы заявительницы, представленные национальным судам, не были лишены оснований, это невозможно было разумно предположить заранее при решении вопроса о [необходимости предоставления] бесплатной юридической помощи. В любом случае, наличие или отсутствие у заявительницы достаточных познаний в области права не было и не могло быть относимым обстоятельством при решении вопроса о любой возможности отказать ей по закону в праве на бесплатную юридическую помощь. Что касается возможного значения индивидуальной ситуации заявительницы, то Суд в первую очередь отмечает, что она была пенсионеркой и не имела юридической или иной соответствующей подготовки.
  3. Как бы то ни было, суровости наказания достаточно для Суда, чтобы прийти к выводу, что услуги защитника должны были предоставляться заявительнице бесплатно, поскольку того требовали «интересы правосудия».
  4. Представляется, что Конституционный Суд РФ рассуждал в том же ключе, указав, что федеральный законодатель вправе устанавливать условия реализации права на получение бесплатной юридической помощи, не допуская при этом искажения существа данного права; что это право может приобретать «конституционное значение» в тех случаях, когда степень вторжения в конституционные права или свободы, обусловленная привлечением к административной ответственности, сопоставима с мерами уголовно-правового воздействия ([см. Определение № 236-О от 5 февраля 2015 года — О.А.]).
  5. Суд в свою очередь повторяет, что подпункт «с» пункта 3 статьи 6 Конвенции предоставляет Договаривающимся Сторонам возможность выбора средств реализации в рамках национального судопроизводства права пользоваться услугами защитника, в то время как задача Суда состоит лишь в том, чтобы убедиться, соответствует ли выбранный ими способ [реализации этого права] требованиям права на справедливое судебное разбирательство <…>. Однако заявительница не могла воспользоваться услугами защитника при рассмотрении дела судьей, равно как не получила помощи ни в какой иной форме, например, юридической консультации, досудебного представления ее интересов, содействия в подготовке жалобы на постановление судьи или комбинации вышеперечисленного <…>. Наконец, не возникает вопроса о том, была ли недоступность помощи защитника компенсирована при рассмотрении дела в суде второй инстанции или на последующих стадиях разбирательства, принимая во внимание основания пересмотра [постановлений судей по делам об административных правонарушениях] и то, как организовано рассмотрение дел [на этих стадиях] <…>. Фактически на этих стадиях разбирательства бесплатные услуги защитника также не были доступны.
  6. Вышеизложенного достаточно для Суда, чтобы прийти к выводу, что имело место нарушение пункта 1 и подпункта «с» пункта 3 статьи 6 Конвенции.

(ii) Привлечение к ответственности по статье 20.2 КоАП РФ

  1. Что касается суровости предусмотренного законом наказания, то Суд отмечает, что в соответствующее время единственным предусмотренным законом наказанием являлся штраф в размере до 1000 рублей <…>, размер которого был относительно небольшим даже по национальным меркам.
  2. Суд также отмечает, что дело касается события, юридические элементы которого, включая элементы состава правонарушения, были относительно простыми. В то же время Суд отмечает, что рассмотрение этого обвинения требовало определения и оценки относимых норм права и деяний, ответственость за которые предусмотрена статьей 20.2 КоАП РФ, посредством обращения к иным нормативным актам, таким как Федеральный закон «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях» <…>, и, в конечном счете, к юридическим соображениям относительно реализации свободы собраний и/или свободы выражения мнения лицом, в отношении которого ведется производство по делу об административном правонарушении <…>. Вероятно, при решении этой задачи можно было столкнуться с определенными сложностями, в то время как заявительница не имела необходимых познаний в области права или юридической подготовки.
  3. В частности, значение имели вопросы о соблюдении при проведении публичного мероприятия требования о предварительном уведомлении, предусмотренного Федеральным законом «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях» <…>, и о том, принимало ли лицо, которому предъявлено обвинение в совершении административного правонарушения, участие в демонстрации. Также следует отметить, что в таких случаях КоАП РФ не требовал участия при рассмотрении дела судьей прокурора, который предъявлял бы обвинение лицу, в отношении которого ведется производство по делу об административном правонарушении <…>. Хотя до передачи судье материалы по делу собирались сотрудниками милиции, представляется, что обвинение лицу, в отношении которого ведется производство по делу об административном правонарушении, [фактически] и предъявлял, и рассматривал судья <…>.
  4. По настоящему делу Суд придает значение тому факту, что разбирательство в отношении заявительницы непосредственно касалось реализации ей основных свобод, гарантированных статьями 10 и 11 Конвенции. Таким образом, нет оснований полагать, что для заявительницы слишком мало было поставлено на карту.
  5. Также стоит отметить, что заявительница не могла воспользоваться услугами защитника при рассмотрении дела судьей, равно как не получила помощи ни в какой иной форме, например, юридической консультации, досудебного представления ее интересов, содействия в подготовке жалобы на постановление судьи или комбинации вышеперечисленного.
  6. Наконец, Суд считает, что в целях соответствия статье 6 Конвенции предпочтительно, чтобы соответствующие вопросы факта и права (такие как критерий [недостаточности] средств и наличие «интересов правосудия») были в первую очередь рассмотрены на национальном уровне при разрешении вопроса о [необходимости предоставления] бесплатной юридической помощи, особенно когда, как по настоящему делу, в рамках соответствующего разбирательства на карту поставлены основные права и свободы, гарантированные Конвенцией. Однако в силу законодательства эти вопросы не были рассмотрены на национальном уровне <…>.
  7. Поэтому, рассмотрев все обстоятельства, имеющие значение, несмотря на небольшой размер предусмотренного законом штрафа, Суд приходит к вводу, что в конкретных обстоятельствах данного дела «интересы правосудия» требовали доступности бесплатных услуг защитника. Таким образом, имело место нарушение пункта 1 и подпункта «с» пункта 3 статьи 6 Конвенции».