Пример (46) предварительной оценки перспектив обращения в Европейский Суд

ПРИМЕРЫ РЕЗУЛЬТАТОВ ОЦЕНКИ ПЕРСПЕКТИВ ОБРАЩЕНИЯ В ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА

 

ПРИМЕР (46) ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЙ ОЦЕНКИ ПЕРСПЕКТИВ ОБРАЩЕНИЯ В ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА

 

Результаты оценки: получен ответ о том, что предоставленный анализ «охладил желание обращаться в ЕСПЧ» и заказчик «в настоящий момент не решил, будет ли он подавать жалобу в ЕСПЧ». См. также общую статистику оценок перспектив обращения с жалобой в ЕСПЧ.

 

Здравствуйте!

Я ознакомился с представленными Вами документами.

Я усматриваю очень, очень небольшие шансы на то, что Европейский Суд по правам человека может рассмотреть по существу претензии, касающиеся нарушения в отношении Вас статьи 7 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, и просто небольшие шансы на то, что он будет рассматривать по существу жалобу на нарушения статьи 6 Конвенции.

Начну с перспектив жалобы на нарушение статьи 7 Конвенции.

Я уже объяснял Вам на сайте, что статья 7 Конвенции гарантирует, в частности, право не быть осужденным за совершение деяния, которое согласно действовавшему в момент его совершения национальному праву не являлось уголовным преступлением. Это, в частности, требует, чтобы деяние было сформулировано в национальном законодательстве настолько точно, чтобы лицо могло до его совершения понимать, что это деяние уголовно-наказуемо. Однако при том, что Европейский Суд по правам человека признавал нарушения статьи 7 Конвенции менее 30 раз (это само по себе очень мало; сравните, например, с тысячами признанных им нарушений статьи 6 Конвенции), число нарушений статьи 7 Конвенции в указанном выше аспекте можно вообще пересчитать по пальцам одной руки (остальные случаи касаются придания уголовным законам обратной силы, в т.ч. в части санкций, специфических случаев, связанных с применением законодательства ГДР/ФРГ Германией, а также военных и иных преступлений подобного рода, ответственность за которые предусмотрена непосредственно международным правом). Это само по себе уже говорит о весьма небольших шансах любой жалобы на нарушения статьи 7 Конвенции быть рассмотренной по существу. А в Вашем случае ни о каком явном, очевидном нарушении речи не идет. Хотя сказать, что вероятность признания такого рода нарушения в отношении Вас Страсбургским Судом равна нулю, я тоже не могу.

В Вашем случае можно попытаться обосновать, что до совершения вмененного Вам преступления Вы не могли понимать, что часть 3 статьи 327 УК РФ, предусматривающая ответственность за «использование заведомо подложного документа», предусматривает, в частности, ответственность за использование лицом документа, предоставляющего этому же самому лицу права (или освобождающего его же от обязанностей; дальше для простоты я буду говорить только о праве), содержащего ложную информацию, достоверность которой в соответствии с законом удостоверяется и фактически была удостоверена исключительно этим же самым лицом. Каждый из названных элементов очень важен. То есть речь исключительно о случаях, когда то же самое лицо, одновременно, во-первых, использует документ, во-вторых, составляет его, то есть вносит в него заведомо ложную информацию (т.е. эта информация (и весь документ в целом) исходит только от него и никем более не удостоверяется), что при этом прямо предусмотрено законом, и, в-третьих, приобретает на основе этого документа права. Все это, как Вы понимаете, фактически имело место в Вашем случае.

Оговорюсь, что применительно к обоснованию нарушения статьи 7 Конвенции то обстоятельство, совершили Вы вмененное Вам деяние  (т.е. деяние, в совершении которого Вы были признаны виновным судом) или нет, не имеет никакого значения. Поэтому я не буду каждый раз делать оговорки, касающиеся того, что этого деяния Вы не совершали, т.е. ложные сведения в декларацию не вносили.

Речь в жалобе ни в коем случае не должна идти о том, что национальные суды ошибаются в интерпретации национального права или фактов дела. Это к нарушению статьи 7 Конвенции также не имеет никакого отношения.

Кроме того, речь в жалобе не должна идти о том, может ли национальный законодатель предусматривать уголовную ответственность за такого рода деяния или нет. Это не имеет отношения не только к статье 7 Конвенции, но и в принципе к юрисдикции Европейского Суда по правам человека.

Здесь речь идет исключительно о том, могли ли Вы до предполагаемого совершения вмененного Вам преступления понимать, что соответствующие действия носят характер преступных, т.е. охватываются частью 3 статьи 327 УК РФ. При этом речь идет не только о собственно тексте этой статьи, но и сложившейся практике ее применения, которая рассматривается Европейским Судом по правам человека как часть национального права. Более того, речь идет не о том, могли ли Вы понимать это просто как обыватель, но могли ли Вы понимать это в том случае, если бы обратились за соответствующей консультацией к профессиональному юристу. Другими словами, необходимо доказывать, что даже профессиональный юрист, консультацией которого Вы могли бы воспользоваться, не мог бы прийти к обоснованному выводу о том, что подобное деяние запрещено частью 3 статьи 327 УК РФ.

Ваши аргументы, касающиеся того, что декларация сама по себе не предоставляет никаких прав и не освобождает от обязанностей, также не имеют значения с точки зрения обоснования нарушения статьи 7 Конвенции, т.к. согласно сложившейся практике применения судами части 3 статьи 327 УК РФ в случае, если лицо приобретает право в результате использования заведомо подложного документа, это означает, что в этом документе уже содержалось то, что делает его документом – возможность засвидетельствовать такой юридический факт, на основе (с учетом) которого лицо в результате его использования приобретает право. Другими словами, «документ» и его «использование» тут едва ли можно отделить друг от друга. На это фактически достаточно явно обращено внимание в Определении Конституционного Суда РФ от 24 сентября 2008 года N 534-О-О, на которое Вы сами же прямо ссылаетесь. И, что еще более важно, именно об этом фактически написано во втором абзаце на странице 5 постановления районного суда по Вашему делу (хотя об этом практически ничего не написано в приговоре, это не имеет значения, т.к. приговор, постановление районного суда и определение республиканского с точки зрения оценки ситуации на предмет нарушения статьи 7 Конвенции необходимо рассматривать в совокупности).

Обо всем этом (о чем написано выше) чрезвычайно важно прямо говорить в жалобе, чтобы показать, что Вы ведете речь именно о нарушении права, гарантированного статьей 7 Конвенции, а не о чем-то еще. Только тогда есть шанс, что на Вашу жалобу в этой части посмотрят серьезно (как Вы понимаете, несмотря на то, что подобного  рода нарушения признаются очень редко, жалобы на нарушения статьи 7 Конвенции редкостью отнюдь не являются, что, в частности, подтверждается значительным числом задаваемых на моем сайте вопросов, касающихся нарушений этой статьи Конвенции, поэтому и реакция на жалобы на нарушения статьи 7 Конвенции обычно априори негативная).

Также следует иметь в виду, что Европейский Суд по правам человека не считает нарушением статьи 7 Конвенции ни само по себе то обстоятельство, что уголовный закон требует активной интерпретации (толкования) в процессе его применения, то есть его формулировки весьма абстрактны, ни то обстоятельство, что толкование уголовного закона, которое было дано в конкретной ситуации, дается национальными судами впервые (что вроде бы, как кажется, свидетельствует о нарушении статьи 7 Конвенции, т.к. подобная интерпретация закона – принимая во внимание, что она дается впервые – едва ли могла быть известна осужденному до совершения им преступления). В последнем случае никакого нарушения статьи 7 Конвенции нет, если данная судами интерпретация уголовного закона предсказуема. Не как единственно верная (единственно возможная), но хотя бы как вариант. Например, если вопросом, стоящим перед судом, является вопрос о форме яблока, который ранее никем не разрешался, и суд приходит к выводу, что яблоко круглое (а не, например, овальное), приводя соответствующую аргументацию, или, напротив, овальное (а не круглое), также приводя аргументацию, никакого нарушения статьи 7 Конвенции нет (хотя заранее конкретный вывод суда предугадать было невозможно), т.к. возможно предугадать – с некоторой разумной вероятностью – любой из названных выводов. Другое дело, если суд приходит к выводу, что яблоко квадратное. В подобном случае нарушения статьи 7 Конвенции не будет лишь в случае, если аргументы, положенные судом в основу такого вывода, свидетельствуют, в частности, о том, что такой вывод вполне предсказуем (и представить себе такие аргументы нелегко).

Против Вас, т.е. против наличия признаков нарушений статьи 7 Конвенции, говорит значительное число факторов. Хотя в отношении каждого из них можно выдвинуть и вполне разумные и обоснованные аргументы в Вашу пользу.

Во-первых, в принципе практика такого применения части 3 статьи 327 УК РФ, какое имело место в Вашем случае, существует. См., например, здесь и здесь. Конечно, речь не идет о какой-то распространенной или хотя бы официально опубликованной практике. Но все же она есть. Хотя упоминать это, а тем более акцентировать на этом внимание не стоит.

Вместе тем, я просмотрел несколько сотен решений судов общей юрисдикции различных регионов, касающихся применения именно части 3 статьи 327 УК РФ, и ничто в них не свидетельствует ни о том, что возможность применения части 3 статьи 327 УК РФ в случае, подобном Вашему, очевидна, ни о том, что существует сложившаяся и известная (опубликованная) практика судов общей юрисдикции, которая свидетельствовала бы о том, что часть 3 статьи 327 УК РФ охватывает случае использования лицом заведомо подложного документа, созданного – в полном соответствии с законом – исключительно этим лицом и создающего – посредством использования – права исключительно для этого лица. Напротив, практически всегда речь идет лишь о случаях, когда документ создан (полностью или частично) не тем лицом, которое получает посредством его использования права (частичным созданием документа другим лицом я называю такие случаи, когда, например, документ, составленный тем лицом, которое приобретает посредством его использования права, визируется другим лицом и именно в этой части и подделывается), либо о том, что в результате использования документа, якобы созданного одним лицом, права приобретает другое лицо (например, когда в банк предоставляется поддельная форма 2-НДФЛ), либо о том, что лицо, единолично создающее документ, который в результате его использования этим же лицом дает ему возможность приобрести права, действует, создавая (подделывая) документ, не как частное лицо, а в официальном качестве, что сразу же меняет всю ситуацию и, соответственно, «квалификацию» деяния.

Во-вторых, Европейский Суд по правам человека в ряде случаев приходил к выводу, что нарушения статьи 7 Конвенции нет, если – даже в отсутствие соответствующей сложившейся практики применения уголовного закона – исходя из здравого смысла, уголовный закон может быть применен таким образом, которым он фактически был применен. Это обстоятельство довольно опасно в связи с тем, что в бытовом смысле поданная Вами декларация действительно является «документом» (каковым считается едва ли не любая бумага с некими знаками на ней), она действительно была использована и, если допустить, что она содержит ложные сведения и об их ложности Вам было известно при ее составлении (через Т.), то все признаки «использования заведомо подложного документа», вроде бы, на лицо. Другими словами, проблема с применением части 3 статьи 327 УК РФ в случае, подобном Вашему, не столь очевидна, особенно исходя из этого самого «здравого смысла».

Для того, чтобы понять (показать), что здесь «что-то не так», что когда документ полностью и на основании закона исходит от того лица, который и получает посредством его использования соответствующие права, необходимо, вероятно, привести ряд примеров, способных вызвать диссонанс, то есть примеров, которые показывают, что вывод о распространимости части 3 статьи 327 УК РФ на подобного рода случаи вызывает – исходя из того же «здравого смысла» — неприятие (и не всегда осознанное). Например, едва ли кому-то придет в голову, что часть 3 статьи 327 УК РФ может предусматривать ответственность за подачу в суд искового заявления, в котором истец излагает заведомо ложные сведения (что выясняется позже) с целью получения тех или иных прав в результате удовлетворения заявленного им иска (конечно, если он будет давать ложные показания в суде – это другое дело, однако это и другое преступление). Таким образом, необходимо продумать целый ряд примеров, которые способны показать, что формальное толкование части 3 статьи 327 УК РФ, при котором ее действие распространяется на названные случаи, сталкивается с описанной проблемой. И это аргумент в пользу того, что вывод о распространимости положений части 3 статьи 327 УК РФ на подобные ситуации вовсе не очевиден. И в отсутствие сложившейся практики ее применения к таким случаям не позволяет говорить о том, что, исходя из «здравого смысла», Вы должны были понимать, что вмененное Вам деяние охватывается частью 3 статьи 327 УК РФ.

Можно рассуждать и несколько иначе. Например, если предположить, что Вам не нужно было подавать декларацию, чтобы зарегистрировать право собственности на гаражи и баню, а достаточно было просто, грубо говоря, устно сообщить в окошечко регистратора о том, что Вы построили эти объекты недвижимости и хотели бы зарегистрировать их, никакого преступления, вмененного Вам, не могло бы быть (просто в силу отсутствия какого-либо «документа»). Однако, по сути, в данном случае декларация-«документ» ничем не отличалась от того же устного сообщения, которое в силу специфики самой деятельности по регистрации права собственности на недвижимое имущество необходимо изложить в декларации, т.е. на бумаге и по определенной форме. Если в декларации-«документе» содержатся лишь те же самые сведения, которые могли быть сообщены Вами же в отношении Ваших же прав тому же регистратору устно, возникает вопрос о том, что меняется, если эти же сведения сообщаются ему письменно, за Вашей подписью. Причем меняется таким образом, что использование бумаги с этими сведениями становится преступным. Другими словами, в подобной ситуации лицо фактически привлекается к уголовной ответственности за сообщение заведомо ложных сведений (или «бездокументарное» сообщение таких сведений представляет собой преступление). Конечно, в некоторых случаях это является преступлением (например, заведомо ложный донос). Однако никто не утверждает, что Вас привлекают за сообщение заведомо ложных сведений. Сообщение тех сведений, которые Вы сообщили, если эти сведения ложные, непреступно. Вас привлекают именно за то, что они «документированы». Однако они «документированы» Вами и касаются только Вас, т.е. Ваших прав, и используются, опять-таки, исключительно Вами, что и отличает эту ситуацию от тех ситуаций, в которых применение части 3 статьи 327 УК РФ не вызывает диссонанса и непонимания.

Например, в приведенном выше примере подачи лицом в банк (скажем, с целью получения кредита) поддельной формы 2-НДФЛ (выданной якобы его работодателем), практически не вызывает сомнения тот факт, что это охватывается частью 3 статьи 327 УК РФ. А вот подача тем же лицом в тот же банк с той же целью «справки», написанной этим же самым лицом, о своих же собственных доходах, если выяснится, что в ней сообщаются ложные сведения, едва ли в представлении обывателя или даже юриста, знакомого с практикой применения части 3 статьи 327 УК РФ, охватывается частью 3 статьи 327 УК РФ, хотя «формально» в некотором смысле здесь имеется и «документ», и его «заведомая подложность», и его «использование». Впрочем, мне удалось обнаружить приговор мирового судьи даже по такого рода делу. Но это вовсе не значит, что это – сложившая практика, а не эксцесс некоторых мировых судей, который не всегда может быть вскрыт, т.к. люди зачастую не обжалуют приговоры мировых судей, если они для них более или менее благоприятны.

Конечно, отдельной проблемой является соблюдение требования об исчерпании внутригосударственных средств правой защиты, т.к. и во всех своих жалобах, и в речи в прениях Вы ведете речь вовсе не о нарушении статьи 7 Конвенции, а о том, что из уголовного закона непонятно, касается ли часть 3 статьи 327 УК РФ только официальных или любых документов (что вообще-то не так, поскольку существует сложившаяся и доступная практика применения положений части 3 статьи 327 УК РФ не только к «официальным», но и «иным» документам; более того, Вы доказываете не столько то, что из части 3 статьи 327 УК РФ неясно, идет ли речь об официальных документах, что могло бы иметь отношение к обоснованию нарушения статьи 7 Конвенции, если бы имело под собой основания, сколько то, что в части 3 статьи 327 УК РФ речь идет исключительно об официальных документах, в то время как декларация таковым не является, в связи с чем использование заведомо подложной декларации не представляет собой нарушение части 3 статьи 327 УК РФ; другими словами, Вы практически прямо утверждаете, что смысл части 3 статьи 327 УК РФ Вам совершенно ясен (и неважно, каков он в Вашем представлении или в представлении судов), а потому этот аргумент к тому нарушению статьи 7 Конвенции, о котором в Вашем случае действительно можно пытаться обоснованно говорить, отношения не имеет). Постановление Президиума ВС РФ от 24 сентября 2008 года N 213П08 никоим образом не доказывает, что предметом преступления, предусмотренного частью 3 статьи 327 УК РФ, являются только официальные документы. Это Постановление вообще не касается части 3 статьи 327 УК РФ. Фактически Вы утверждаете, что предмет преступлений, ответственность за которые предусмотрена частями 1 и 3 статьи 327 УК РФ соответственно, одинаковы. Однако это не так. Никаких доказательств этому нет (не считая ряда вольных публикаций в научной юридической литературе), а практика применения статьи 327 УК РФ исходит из обратного. Более того, о том, что в части 3 статьи 327 УК РФ речь идет не об «официальных», а об «иных» документах прямо написано, в частности, в Определении Конституционного Суда РФ от 24 сентября 2008 года N 534-О-О, на которое Вы прямо ссылаетесь: «[п]редусмотрев в части третьей статьи 327… УК [РФ] уголовную ответственность за использование заведомо подложных документов, федеральный законодатель… разделил документы на официальные (часть первая данной статьи) и иные». Что в этом Определении действительно важно, так это то, что оно фактически дает определение документа в смысле любого состава, предусмотренного статьей 327 УК РФ. Таковым является только документ, предоставляющий права или освобождающий от обязанностей. И практика судов общей юрисдикции вполне следует этому подходу (спор о том, предоставляет ли декларация какие-либо права или освобождает от обязанностей, к названному выше нарушению статьи 7 Конвенции отношения не имеет).

Собственно, Вы просто воспроизводите в своих жалобах/прениях статью адвоката Исаева «Как две капли воды», аргументация которого далека от совершенства, а без соответствующих судебных решений, о которых он ведет речь (мне удалось выяснить фамилию подсудимой и даты вынесения решений по ее делу судами всех уровней, но ни одного решения по ее делу найти, к сожалению, не удалось, т.е. они не опубликованы), в принципе весьма спорна. Поэтому тут остается только возможность обоснования того, что фактически Вы заявили об этом нарушении, хотя и в весьма специфической форме – через утверждение об отсутствии общественной опасности вмененного Вам деяния (во всяком случае, общественной опасности уровня уголовного права), а также приведение примера с (не)возможностью привлечения лица к ответственности за совершения преступления, предусмотренного частью 3 статьи 327 УК РФ, когда речь идет о сделке, признанной оспоримой или ничтожной (по сути, тут речь идет, вероятно, о внесении в гражданско-правовой договор заведомо ложных сведений), что едва ли соответствует тому смыслу, который придается части 3 статьи 327 УК РФ на практике и, соответственно, тому смыслу, на который ориентируются и юристы, и обычные люди, когда решают для себя, совершать или не совершать соответствующие действия.

Что касается перспектив обращения в Страсбургский Суд с жалобой на нарушения права на справедливое судебное разбирательство, которое гарантировано статьей 6 Конвенции, то они небольшие, но, вероятно, больше перспектив по статье 7 Конвенции.

В данном случае можно вести речь о нарушении следующих связанных между собой прав, которые являются составляющими права на справедливое судебное разбирательство: право на надлежащее рассмотрение судом критических аргументов защиты и соответствующих им доказательств (критическими аргументы и доказательства являются тогда, когда согласие с ними способно повлиять на исход судебного разбирательства, что, конечно, требует отдельного обоснования), право на мотивированное судебное решение (в частности, предполагающее необходимость ответа на критические аргументы и доказательства защиты), а также право не подвергаться произволу (в данном случае речь идет о произвольных (противоречащих содержанию доказательств, имеющихся в деле) выводах о наличии фактических обстоятельств, которые имеют значение с точки зрения исхода разбирательства).

Конкретно речь идет, во-первых, о явном несоответствии утверждений судов, касающихся содержания критических доказательств по делу, содержанию этих доказательств, зафиксированному в материалах дела. Так, вопреки утверждению, что Б. подтвердила отсутствие на участке гаража и каких-либо следов строительства (второй абзац на странице 6 приговора), она показала, что какой-то сарай был, что осмотр участка производился с расстояния 300 метров и при высоком снеге, а позже на участке были доски от гаража. Ф., вопреки утверждениям суда (абзац 2 на странице 11 приговора), показал в ходе предварительного расследования, что на участке что-то было.

Также Вами (защитой) был высказан весьма примечательный аргумент, касающийся того, что согласно не отмененному постановлению следователя (равно как приговору суда), Т. не знал о том, что на участках нет гаражей/бани. В свете этого игнорирование судом данного аргумента, который фактически касается достоверности показаний Т. о том, что гаражей/бани не было, положенных в основу вывода суда о Вашей виновности в совершении вмененного преступления, имеет важное значение.

Определенное значение имеет и игнорирование судом Ваших показаний о возведении и затем разрушении бани из фанеры, принимая во внимание, что это не противоречит показаниям супругов Е., касающихся соответствующего участка (осмотренного ими ранее), которые были положены в основу вывода суда об отсутствии на нем каких-либо строений.

Все эти аргументы и доказательства имеют критическое значение, т.к. никакие другие доказательства не касаются того, имелись ли на участках строения на момент подачи соответствующих деклараций (в частности, этого вопроса никоим образом не касаются показания К., Ку-вой, М., П., М-ва, С., А., В. (которые осматривали участки на предмет наличия гаражей намного позже, а бани просто позже), Г. (который показал, что никогда не осматривал «свой» участок), а также письменные документы), в результате чего из всех доказательств остаются, по сути, только показания П-ва, который осматривал «свой» участок вскоре после подачи соответствующей декларации (жаль, что защита согласилась на их оглашение).

Принимая во внимание аргументы Ваших жалоб о нарушении презумпции невиновности, добавлю, что к нарушению пункта 2 статьи 6 Конвенции это не имеет никакого отношения. Пункт 2 статьи 6 Конвенции гарантирует презумпцию невиновности в смысле, значительно отличающимся от того, который придан ей в России Конституцией и УПК РФ. Пункт 2 статьи 6 Конвенции применительно к суду требует лишь, чтобы он не исходит из того, что лицо, которому предъявлено уголовное обвинение, виновно, при (до) вынесении(я) решения по существу этого обвинения. Фактически это означает, что суд может нарушить пункт 2 статьи 6 Конвенции лишь высказавшись так или иначе о том, что он считает лицо виновным, до признания его таковым. Ничего подобного в Вашем случае места не имело.

С уважением,

Олег Анищик

Возможность комментирования заблокирована.