Пример (54) предварительной оценки перспектив обращения в Европейский Суд

ПРИМЕРЫ РЕЗУЛЬТАТОВ ОЦЕНКИ ПЕРСПЕКТИВ ОБРАЩЕНИЯ В ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА

 

ПРИМЕР (54) ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЙ ОЦЕНКИ ПЕРСПЕКТИВ ОБРАЩЕНИЯ В ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА

 

Результаты оценки: подготовлена жалоба. См. также общую статистику оценок перспектив обращения с жалобой в ЕСПЧ.

 

А., здравствуйте! 

Я ознакомился с представленными Вами документами и почти не усматриваю никаких перспектив обращения в ЕСПЧ.

Т.к. Вы в своем первом письме указали, что у Вас (у Вашего отца) имеются, в частности, претензии к задержанию и избранию меры пресечения в виде заключения под стражу (возможно, также к продлениям этой меры пресечения), сразу скажу, что в этой части абсолютно никаких перспектив нет. Объясняется это тем, что жалоба в ЕСПЧ на каждое нарушение должна в разумной степени удовлетворять каждому из критериев приемлемости, в частности, правилу о необходимости исчерпания внутригосударственных средств правовой защиты, сформулированному в пункте 1 статьи 35 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Жалоба на какие бы то ни было нарушения права Вашего отца на свободу и личную неприкосновенность, которое гарантировано ему статьей 5 Конвенции, в связи с задержанием, избрание и (или) продление меры пресечения в виде заключения под стражу указанному критерию приемлемости со всей очевидностью не соответствует, т.к. ни задержание, ни избрание, ни продления меры пресечения обжалованы на национальном уровне не были. При этом ничто не свидетельствует о том, что обжалование не могло привести к признанию и исправлению нарушений указанного права. Следовательно, невозможно вести речь о том, что внутригосударственных средств правовой защиты нет, а потому факт отказа от подачи жалоб на национальном уровне не имеет значения. Да, я вижу, что была предпринята попытка включить претензии к задержанию в жалобу на приговор (последняя страница Вашей основной кассационной жалобы). Действительно, ЕСПЧ иногда может признать, что включение подобных претензий в жалобу на приговор (т.е. тех претензий, для предъявления которых эта жалоба в принципе не предназначена) свидетельствует об исчерпании внутригосударственных средств правовой защиты, а исчисление шестимесячного срока на обращение с жалобой на соответствующие нарушения в ЕСПЧ может исчисляться со дня вынесения кассационного определения по такой жалобе на приговор. Однако для этого необходимо, чтобы суд, рассматривающий жалобу на приговор, рассмотрел по существу эти претензии (кроме того, это в принципе должен быть суд, к юрисдикции которого относится соответствующий вопрос; причем если речь идет о действиях (решениях) органа, отличного от суда, это должен быть сначала надлежащий суд первой инстанции, а затем – надлежащий суд второй инстанции). В Вашем случае Верховный Суд РФ весьма явно проигнорировал претензии, касающиеся нарушений, предположительно допущенных при задержании Вашего отца. Поэтому об указанном выше исключении говорить невозможно. В связи с тем, что жалоба на нарушения права на свободу и личную неприкосновенность Вашего отца, которые могли быть допущены при его задержании, заключении под стражу и продлениях этой меры пресечения, явно не соответствует требованию об исчерпании внутригосударственных средств правовой защиты, я не усматриваю необходимости анализировать материалы дела на предмет наличия собственно признаков нарушения указанного права.

Хотя Вы не пишете об этом в своем письме (но ведете речь в кассационной жалобе), также скажу, что не усматриваю оснований для предъявления Российской Федерации каких-либо претензий в связи с осуществлением Я. на свой диктофон записи его разговоров с К., т.к. он не осуществлял запись разговоров с Вашим отцом (и в принципе не вел таковых), в то время как жалобу в ЕСПЧ может подать только предполагаемая жертва нарушения права, гарантированного ей Конвенцией или Протоколом к ней (наличие статуса жертвы и его сохранение до конца разбирательства является еще одним из критериев приемлемости жалобы). Для того, чтобы подать жалобу на нарушение права на уважение личной жизни и корреспонденции, которое иногда может иметь место в результате осуществления негласной записи переговоров, необходимо быть одной из сторон этих переговоров. Добавлю, что использование с целью доказывания виновности лица в совершении преступления аудиозаписи, даже когда она действительно осуществлена с нарушением права на уважение личной жизни и корреспонденции, по мнению ЕСПЧ не образует нарушения права указанного лица на справедливое судебное разбирательство по предъявленному ему уголовному обвинению (см. Постановление ЕСПЧ по делу «Быков против России» от 10 марта 2009 года).

Никаких признаков применимости и, соответственно, нарушений, других прав, гарантированных Вашему отцу Конвенцией и Протоколами к ней, не считая права на справедливое судебное разбирательство, я не усматриваю.

Что же касается права на справедливое судебное разбирательство, то начну с того, что не усматриваю никаких признаков провокации преступления в смысле, которое придает этому понятию ЕСПЧ. В частности, в представленных материалах дела не усматривается никаких признаков подстрекательства Вашего отца к совершению какого бы то ни было преступления со стороны сотрудников, проводивших ОРМ. Напротив, судя по представленным Вами материалам дела, к ним обратилось действительно частное лицо, никоим образом с ними не связанное, в т.ч. не являвшееся информатором, не использовавшееся постоянно для такого рода мероприятий, — Я., сообщивший о преступлении, которое, что также очень важно, уже совершалось (я понимаю, что Ваш отец отвергает все обвинения, но когда речь идет о предполагаемой провокации, я вынужден говорить о том, что преступление все же было спровоцировано, то есть имело место, или по меньшей мере имела место попытка его спровоцировать). Это же касается и другого преступления, о котором сообщил К. (эпизод, касающийся Б.). На момент задержания К. преступление уже начало совершаться и просто завершилось под контролем, под наблюдением сотрудников ОРМ. То обстоятельство, что именно они предоставили деньги для передачи Вашему отцу, ничего не меняет. Самим предоставлением денег или передачей их Вашему отцу через К. они преступление не инициировали. Они, как называет это ЕСПЧ, «присоединились» к преступлению, которое уже начало совершатся без их участия (повторюсь, если допустить, что органы расследования, государственно обвинение и национальные суды правы и преступление имело место). То есть речь не идет об инициировании сотрудниками, проводившими ОРМ, в т.ч. с помощью Я. и К. (попытке инициирования ими), преступлений. Признаки подстрекательства, возможно, усматривались бы, если бы сотрудники, проводившие ОРМ, предложили Вашему отцу (через К. или каким-либо иным образом) совершить другое преступление. Например, устроить на работу в … кого-то другого или поспособствовать отзыву кассационного представление. Признаки подстрекательства могли бы усматриваться, если бы имелись хоть какие-то разумные основания утверждать, что Я. (или Б.) еще до первого разговора с К., касающегося устройства дочери Я. в … (предположительно имевшего место способствования отзыву кассационного представления), уже начал сотрудничать с органами, осуществлявшими ОРМ. Оснований для подобных утверждений я в материалах дела не усматриваю. Нельзя исключить, что Я. начал сотрудничать с указанными органами не позже ДАТА, когда было вынесено постановление о проведении ОРМ, пусть он в нем и не упомянут (равно как в принципе не упомянуты источники информации, послужившей основанием для вынесения этого постановления), т.е. до ДАТЫ, когда Я. осуществил запись своих разговоров с К., действуя с высокой степенью вероятности уже не в качестве частного лица. Однако это не имеет никакого значения с точки зрения вопроса о наличии признаков провокации, т.к. преступления, в совершении которых Ваше отец был признан виновным, начали совершаться, по версии следствия, государственного обвинения и судов, задолго до ДАТА и, соответственно, уже находились в процессе совершения на тот момент, когда Я., судя по материалам дела, стал сотрудничать с органами, осуществившими негласные мероприятий, т.е. указанные органы «присоединились», как я уже писал, к преступлениям, начатым без какого-либо участия с их стороны, по причине чего эти преступления никак не могли быть инициированы ими.

Что касается остальных, не считая провокации, возможных нарушений права Вашего отца на справедливое судебное разбирательство по предъявленному ему уголовному обвинению, которое гарантировано статьей 6 Конвенции, то я, с Вашего позволения, подойду к этому вопросу с другой стороны. Указанное право состоит из десятков отдельных прав, нарушение каждого из которых (равно как и совокупности таковых) может представлять собой нарушение права на справедливое судебное разбирательство в целом. Однако перечислять все эти права (даже если допустить, что это в принципе возможно) и анализировать ситуацию на предмет наличия признаков их нарушения я не буду. Причина заключается в том, что, как я уже писал выше, согласно требованиям пункта 1 статьи 35 Конвенции жалоба может быть рассмотрена ЕСПЧ по существу только при условии, что в отношении соответствующего нарушения исчерпаны внутригосударственные средства правовой защиты. Применительно к нарушениям права на справедливое судебное разбирательство по предъявленному лицу уголовному обвинению, рассмотрение которого по существу завершилось вынесением приговора, это означает, что соответствующие претензии должны были быть изложены в кассационных жалобах. Соответственно, если в них не предъявлено так или иначе претензий, касающихся того или иного нарушения права на справедливое судебное разбирательство, внутренние средства правовой защиты от него не исчерпаны и рассуждать о наличии признаков этого нарушения бессмысленно. Конечно, кассационные жалобы можно интерпретировать в разумных пределах. Но вести речь об обращении в ЕСПЧ с тем, что в них не упомянуто никоим образом, бессмысленно. Соответственно, применительно к остальным возможным нарушениям права на справедливое судебное разбирательство (т.е. не касающимся провокации, о которой я уже написал выше), я рассмотрю кассационные жалобы и буду вести речь о нарушениях права на справедливое судебное разбирательство лишь в случаях, если о них так или иначе говорится в этих жалобах. Или если эти жалобы могут быть в разумной степени интерпретированы соответствующим образом. К сожалению, ни о каких нарушениях права на справедливое судебное разбирательство в смысле статьи 6 Конвенции в кассационных жалобах речи почти не идет. Обращаю внимание, что ЕСПЧ не занимается рассмотрением уголовного дела по существу. У него своя юрисдикция. Он рассматривает только и исключительно жалобы на нарушения прав, гарантированных Конвенцией и Протоколами к ней. А это весьма ограниченное количество прав. И право на справедливое судебное разбирательство – это не совокупность всех уголовно-процессуальных (и (или) каких-то других) прав, гарантированных национальными законами. Это право включает в себя минимальный набор основных прав, в то время как национальное процессуальное законодательство гарантирует, напротив, огромное число прав. Замечу, что статья 6 Конвенции не гарантирует права на соблюдение национального процессуального закона, не считая тех его норм, которые касаются создания суда (формирование суда, некоторые аспекты подсудности), о нарушении которых в Вашем случае речи не идет. Это вытекает, в частности, прямо из текста статьи 6 Конвенции (сравните его с текстами статей, гарантирующий соблюдение национального закона при осуществлении вмешательства в охраняемые ими права, например, статьями 8—11 Конвенции). ЕСПЧ также не занимается оценкой допустимости доказательств, если речь не идет о нарушении какого-то из прав, которые гарантированы именно Конвенцией и Протоколами к ней (например, он считает нарушающим право на справедливое судебное разбирательство использование доказательств, полученных под пытками (или в результате той же провокации), но не по той причине, что это может быть запрещено национальным законом, а потому что он сам интерпретировал таким образом статью 6 Конвенции). Также ЕСПЧ не занимается вопросами относимости, достаточности и достоверности доказательств, если речь, опять-таки, не идет о нарушениях прав, гарантированных Конвенцией (например, одно дело говорить, что у национального суда не было оснований приходить к некоему выводу, который практически не имеет никакого значения с точки зрения доказанности обвинения, другое дело, когда речь идет о фактическом обстоятельстве, вывод об отсутствии которого практически «ставит крест» на обвинении; хотя и подобного рода вопросами ЕСПЧ занимается очень редко). Я не буду подробно останавливаться на том, почему кассационные жалобы фактически не касаются почти никаких прав, совокупность которых составляет право на справедливое судебное разбирательство. Если Вас интересует какой-то определенный аргумент какой-либо из кассационных жалоб, пожалуйста, спросите, и я объясню.

Единственное, в чем я вижу некоторую возможность попытаться обосновать нарушение права Вашего отца на справедливое судебное разбирательство, в отношении которого при этом также можно попытаться обосновать исчерпание внутригосударственных средств правовой защиты, это использование для обоснования вывода о виновности показаний К., который, несмотря на свой статус свидетеля и предупреждение его перед дачей показания об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, фактически не может нести ответственность за дачу заведомо ложных показаний, по причине чего они не могут использоваться для обоснования чьей-либо (кроме его самого, т.е. К.) виновности в совершении преступления, в то время как эти показания были критическими, т.к. без них, принимая во внимание всю совокупность других доказательств, положенных судом в обоснование вывода о виновности Вашего отца, он практически не мог бы быть признан виновны в совершении преступлений. Однако здесь имеются многочисленные «но». Прямо в таком виде ЕСПЧ никогда такого нарушения не признавал. Существует Постановление по делу «Владимир Романов против России» от 24 июля 2008 года, из которого следует, что показания предполагаемого соучастника совершения преступления могут быть использованы только с целью обоснования вывода о виновности в совершении преступления того лица, которое дало их, но не других лиц, что объясняется отсутствием гарантий достоверности таких показаний, за ложность которых указанное лицо не несет никакой ответственности. Причем ЕСПЧ утверждает, что это правило сформулировано в Решении Комиссии по правам человека по делу «M.H. против Соединенного Королевства» от 17 января 1997 года. Однако это не совсем так. В таком виде в указанном Решении это правило даже близко не сформулировано. Оно сформулировано только собственно в Постановлении по делу Владимира Романова. Но и этим Постановлением такого рода нарушение не признавалось, т.к. фактические обстоятельства этого дела имеют к подобного рода нарушениям лишь косвенное отношение. По другим делам ЕСПЧ к настоящему времени такого рода нарушения также не признавал. При этом речь именно о показаниях соучастника, в то время как формально К. соучастником никогда не назывался (не признавался), ему обвинение в совершении каких бы то ни было преступлений, судя по представленным Вами материалам, никто никогда прямо не предъявлял. Да, я понимаю, что он, возможно, фактически задерживался, а потому в некотором смысле фактически становился подозреваемым. Однако это не то же самое, что формально быть лицом, которое не подлежит уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, показания которого (не факт, конечно, что ложные, но те, формальных гарантий достоверности которых все же нет) используются в качестве критического доказательства виновности другого лица в совершении преступления. Вместе с тем можно попытаться обосновать, что К. фактически не может нести ответственность за дачу заведомо ложных показаний, несмотря на формальное разъяснение ему уголовной ответственности за это и то обстоятельство, что он имел статус свидетеля. Речь идет о логике, подобной использованной Верховным Судом РФ в своем кассационном определении от 29 апреля 2010 года N 82-О10-15: «Законным и обоснованным является приговор и в части оправдания [Б.] по ст. 307 ч. 1 УК РФ, поскольку дача им заведомо ложных показаний в суде хотя и имела место и нашла подтверждение, не образует состава преступления, так как явилась средством защиты от обвинения в фальсификации доказательств, то есть другого преступления. Между тем Конституцией РФ, статьей 51 ч. 1, предусмотрено: никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом, и привлечение Бирюкова к ответственности по ст. 307 ч. 1 УК РФ явилось бы нарушением этой конституционной нормы, гарантирующей право гражданина не свидетельствовать против себя». Дополнительно можно обратить внимание на то, что по неясным причинам К. не был привлечен к уголовной ответственности, хотя признаков добровольного сообщения им о посредничестве во взяточничестве в смысле, о котором идет речь в пункте 22 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 февраля 2000 года N 6, и, соответственно, основания для освобождения от уголовной ответственности за посредничество во взяточничестве не усматривается. Это аргумент в пользу того, что к его показаниям необходимо относиться особенно осторожно, особенно учитывая критический характер его показаний, что судом сделано не было (о необходимости проявления тщательности ЕСПЧ нередко говорит в разных аспектах применительно к праву на справедливое судебное разбирательство). Сюда же можно добавить и доказательства недостаточной последовательности (недостаточной непротиворечивости) показаний К., в т.ч. данных в разное время. Конечно, это требует анализа всех доказательств с приведением конкретных примеров, причем применительно к действительно важным фактическим обстоятельствам дела. Безусловно, обоснование описанного выше нарушения предполагает необходимость обоснования и того, что показания К. действительно являются критическими. Другими словами, содержание каждого из доказательств, положенных судом в обоснование вывода о виновности Вашего отца в совершении вмененных ему преступлений, должно быть соотнесено с каждым из элементов предмета доказывания, чтобы в результате было очевидно, что без показаний К. приговор лишился бы той доказательственной базы, на основе которой подобный приговор может быть вынесен. Соответственно, кассационные жалобы можно попробовать интерпретировать как фактически указывающие на эти претензии.

Вместе с тем повторюсь, что такого рода нарушений ЕСПЧ прямо никогда не признавал. Более того, он не признавал даже соответствующего нарушения применительно к показаниям соучастника преступления, а не свидетеля, коим формально является К. Поэтому ни о каких радужных перспективах в данном случае речи, безусловно, не идет. Напротив, перспективы хотя бы рассмотрения такой жалобы по существу чрезвычайно, почти пренебрежимо малы. В частности, следует понимать, что ресурсы ЕСПЧ крайне ограничены. И жалобы, которые, будь у ЕСПЧ больше ресурсов, вполне могли бы быть содержательно, обстоятельно рассмотрены на предмет приемлемости и по существу (речь не про удовлетворение жалоб, а именно про содержательное рассмотрение таковых), отбрасываются на первом же этапе производства. Преимущественно на последующие этапы переходят лишь те жалобы, перспективы признания которых приемлемыми с последующим признанием нарушений весьма высоки (конечно, из этого правила есть исключения, но они либо не касаются жалоб на статью 6 Конвенции (речь о некоторых жалобах на некоторые нарушения прав, гарантированных статьями 2, 3, 5 и 8), либо касаются жалоб, которые специально переводятся на последующие этапы разбирательства, чтобы объявить их неприемлемыми с вынесением мотивированного решения – для доведения позиции ЕСПЧ по соответствующей категории дел до других (потенциальных) заявителей).

Поэтому если Вас (Вашего отца) интересует обращение в ЕСПЧ только в случае более или менее значительных перспектив признания приемлемой и удовлетворения жалобы, я в принципе не рекомендую Вам подавать жалобу, поскольку никаких признаков подобных перспектив не усматривается.

С уважением,
Олег Анищик 

 

А., здравствуйте! 

Я ознакомился с документами, которые Вы прислали дополнительно.

Да, некоторые разумные перспективы обращения в ЕСПЧ с жалобой на нарушение права Вашего отца на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда, которое предусмотрено пунктом 3 статьи 5 Конвенции, усматриваются. Признаков каких-либо иных нарушений прав, гарантированных статьей 5 Конвенции, я не усматриваю, но если у Вас возникнут вопросы относительно каких-либо конкретных прав, предусмотренных указанной статьей Конвенции, я постараюсь на них ответить.

Постановление об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу и первые постановления о ее продлении написаны довольно хорошо, практически по стандартам статьи 5 Конвенции. Даже упоминание о проявленном следствием усердии, к которому Ваш отец предъявляет претензии в одной из кассационных жалоб, это не что иное, как констатация соответствия ситуации этим стандартам: если следственные действия не проводятся (или имеют место неоправданные задержки), это может свидетельствовать о нарушении права заключенного под стражу на свободу и личную неприкосновенность, т.к. он лишен свободы в ожидании суда, который не может начаться, пока не закончится это самое следствие следствие, которое именно по этой причине должно проводится достаточно быстро и без задержек. Однако затем ситуация ухудшается, т.к. следствие затягивается. А потом все становится совсем плохо, поскольку Ваш отец, судя по судебным актам, содержался под стражей лишь по той причине, что, по мнению следствия и суда, мог повлиять на свидетелей и иным образом воспрепятствовать производству по делу (а не по той причине, что имелись основания считать, будто он скроется, равно как не по той причине, что он мог продолжить заниматься преступной деятельностью). Но на момент передачи дела в суд (и даже раньше) свидетели были допрошены, все доказательства собраны. Держать его дальше по этому основанию было практически невозможно (ЕСПЧ не признает аргументацию, заключающуюся в том, что подозреваемый (обвиняемый, подсудимый) может повлиять на свидетелей до самого постановления приговора). Кроме того, если на первых порах одного обоснованного подозрения в совершении преступления было достаточно, чтобы держать Вашего отца под стражей, то со временем сила этого аргумента ослабевает, особенно в отсутствие доказательств того, что он лично или через кого-то действительно пытался повлиять на свидетелей или уничтожить доказательства. Но я не буду останавливаться на всем этом подробно. Некоторые основания для заявления о нарушении пункта 3 статьи 5 Конвенции, повторюсь, имеются.

Я лишь отмечу, что срок на обращение в ЕСПЧ с жалобой на это нарушение истекает ДАТА, т.е. менее чем через полтора месяца (в отличие от срока на обращение с жалобой на нарушение права на справедливое судебное разбирательство по предъявленному Вашему отцу уголовному обвинению, который истекает ДАТА). Объясняется это следующим. Применительно к нарушению пункта 3 статьи 5 Конвенции (в отличие от нарушения подпункта С пункта 1 статьи 5 Конвенции) весь период содержания под стражей (с момента задержания), если он непрерывен, как в случае Вашего отца, объединяется в единый период времени. Причем речь идет не об одномоментном, а о длящемся нарушении. Шестимесячный срок на обращение в ЕСПЧ с жалобой на длящееся нарушение начинает течь либо в момент окончания этого нарушения, либо в момент исчерпания внутренних средств правовой защиты от него. В зависимости от того, что имело место позже. См. Постановления ЕСПЧ по делам «Кудла против Польши» (Kudla v. Poland, жалоба N 30210/96) от 26 октября 2006 года (пункт 104) и «Панченко против России»(Panchenko v. Russia, жалоба N 45100/98) от 02 февраля 2005 года (пункт 93). Нарушение завершилось в день вынесения приговора, т.е. ДАТА, т.к. именно с этого дня Ваш отец содержится под стражей в качестве лица, осужденного компетентным судом, в смысле подпункта А пункта 1 статьи 5 Конвенции, более не подпадает под действие подпункта С пункта 1 статьи 5 Конвенции и, соответственно, также не подпадает по действие пункта 3 статьи 5 Конвенции, гарантии которого распространяются лишь на лиц, содержащихся под стражей на основании подпункта С пункта 1 статьи 5 Конвенции (см. текст пункта 3 статьи 5 Конвенции), по причине чего пункт 3 статьи 5 Конвенции с ДАТА не может нарушаться, т.к. неприменим. Причем тот факт, что приговор не вступил в силу, не имеет значения. По мнению ЕСПЧ, после постановления приговора, даже не вступившего в силу, если этим приговором назначено наказание в виде лишения свободы и лицо фактически лишено свободы (пусть согласно национальному закону лишь в качестве меры пресечения), это лицо подпадает под действие подпункта А пункта 1 статьи 5 Конвенции (и может выйти из сферы его действия лишь в случае отмены приговора либо отбытия наказания; при этом лицо может, находясь под действием подпункта А пункта 1 статьи 5 Конвенции, подпасть одновременно под действие подпункта С, но в случае Вашего отца это не имеет места). См. Решение ЕСПЧ по вопросам приемлемости жалобы «Дактарас против Литвы» (Daktaras v. Lithuania, жалоба N 42095/98) от 11 января 2000 года и Постановление ЕСПЧ по делу «Попов против России» (Popov v. Russia, жалоба N 26853/04) от 13 июля 2006 года (пункт 153). Исчерпание внутренних средств правовой защиты в отношении последнего продления меры пресечения имело место 29 августа 2012 года, когда было вынесено кассационное определение по результатам рассмотрения жалобы на него. Таким образом, исчерпание внутренних средств правовой защиты имело место до окончания длящегося нарушения и с точки зрения исчисления шестимесячного срока на обращение в ЕСПЧ с жалобой на это нарушение нас не интересует.

Однако Вы (Ваш отец) должны понимать несколько вещей. Во-первых, признание такого рода нарушения (даже если ЕСПЧ заинтересуется жалобой на него и признает это нарушение) ничего не даст Вашему отцу в практическом плане, не считая некоторого морального удовлетворения и мизерной компенсации морального вреда. Это объясняется тем, что нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции полностью компенсируется признанием такового и деньгами. Реституция, т.е. возврат жертвы нарушения в состояние, предшествующее нарушению, если лицо более не находится под стражей в смысле подпункта С пункта 1 статьи 5 Конвенции (а Ваш отец, как я уже написал Выше, не содержится под стражей в этом смысле с ДАТА), невозможна. С признанием же Вашего отца виновным в совершении преступления нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции не находится в причинной связи, а потому признание этого нарушения даже теоретически не может привести к пересмотру приговора (в отличие от признания нарушения статьи 6 Конвенции при рассмотрении по существу предъявленного Вашему отцу уголовного обвинения, хотя, конечно, к этому тоже может привести не всякое нарушение статьи 6 Конвенции).

Что касается возможных нарушений права на справедливое судебное разбирательство спора о гражданских правах и обязанностях в рамках производства по иску о признании увольнения Вашего отца незаконным, изменении формировки основания и даты увольнения и компенсации морального вреда, то с высочайшей степенью вероятности Вами (Вашим отцом) пропущен срок на обращение с соответствующей жалобой в ЕСПЧ. Я не могу утверждать, что он пропущен с вероятностью 100% лишь по той причине, что до настоящего момента ЕСПЧ так и не высказал своего мнения о том, является ли обращение в суды кассационной инстанции в порядке, предусмотренном действующим ГПК РФ, внутренним средством правовой защиты от нарушений, предположительно допущенных нижестоящими судами (и в принципе каких-либо нарушений). Однако вероятность признания ЕСПЧ того обстоятельства, что обращение в суды кассационной инстанции в порядке, предусмотренном действующим ГПК РФ, не представляет собой внутреннего средства правовой защиты в смысле пункта 1 статьи 35 Конвенции, очень высока. Это объясняется тем, что ряд причин, из-за которых ЕСПЧ не признавал обращение в суды надзорной инстанции в порядке, предусмотренном ГПК РФ в редакции, действовавшей до 01 января 2012 года, внутренним средством правовой защиты, остались свойственны новой кассации (равно как и новому надзору). Поэтому я настоятельно рекомендую всем обращающимся в ЕСПЧ исчислять шестимесячный срок для подачи жалобы без учета возможности обращения в суды кассационной инстанции (равно как и надзорной) в порядке, предусмотренном действующим ГПК РФ (однако все же обращаться в них, чтобы исключить малейшую возможность признания жалобы неприемлемой по причине вывода о неисчерпании внутренних средств правовой защиты, если вдруг в будущем ЕСПЧ все же придет к выводу, что обращение в суды надзорной и (или) кассационной инстанций все же представляет собой внутреннее средств правовой защиты), а также не готовлю жалобы в ЕСПЧ, если шестимесячный срок, исчисленный при условии, что обращение в суды кассационной и надзорной инстанции в порядке, предусмотренном действующим ГПК РФ, не является внутренним средством правовой защиты, пропущен. В Вашем случае на сегодняшний день шестимесячный срок на обращение в ЕСПЧ с жалобой на возможные нарушения права на справедливое судебное разбирательство по спору о гражданских правах и обязанностях, если исчислять его со дня вынесения (либо получения копии, надо полагать, вскоре после этого) апелляционного определения от ДАТА, пропущен. И хотя с учетом написанного непосредственно выше это едва ли имеет практическое значение, добавлю, что если условно допустить, что обращение к Председателю Верховного Суда РФ (его заместителю) в порядке, предусмотренном частью 3 статьи 381 действующего ГПК РФ, будет признанно ЕСПЧ внутренним средством правовой защиты (вероятность чего, повторюсь, довольно мала), жалоба Вашего отца на возможные нарушения права на справедливое судебное разбирательство спора о гражданских правах и обязанностях окажется неприемлемой уже не по причине пропуска шестимесячного срока, а по причине неисчерпания внутренних средств правовой защиты, поскольку именно к такому выводу ЕСПЧ приходит в том случае, когда обращение к внутригосударственному средству правовой защиты не увенчалось успехом из-за несоблюдения тех или иных процедурных норм национального права, в частности, пропуска срока на обращение к нему. См., в числе многих других, Постановление ЕСПЧ по делу «Кампанис против Греции» (Kampanis v. Greece, жалоба, N 17977/91) от 13 июля 1995 года (пункт 51), Решение Комиссии по правам человека по вопросам приемлемости жалобы «Яблонски против Польши» (Jablonski v. Poland, жалоба N 33492/96) от 16 апреля 1998 года (пункт 5), Решение ЕСПЧ по вопросам приемлемости жалобы «Салах Адраки и Дхайм против Испании» (Salah Adraqui and Dhaim v. Spain, жалоба N 45023/98) от 27 апреля 2000 года. Конечно, теоретически я не могу исключить и того, что ЕСПЧ может применить правило о необходимости исчерпания тех спорных средств правовой защиты, предусмотренных ГПК РФ, в отношении которых он еще не высказался, лишь к жалобам, поданным после высказывания им своего мнения, если в противном случае жалоба окажется неприемлемой по той причине, по вопросу о которой была неопределенность, однако никаких оснований считать, что он поступит именно таким образом, у меня нет. Поэтому я не усматриваю необходимо подробно анализировать это производство на предмет собственно нарушений права на справедливое судебное разбирательство спора о гражданских правах и обязанностях. Лишь кратко замечу, что никаких очевидных признаков нарушений этого права в представленных Вами материалах не усматривается: то обстоятельство, что Ваш отец не принимал присягу, не имеет решающего значения, т.к., даже если условно допустить, что по этой причине он не мог ее нарушить, в любом случае в приказе N 369-к также фигурировало еще одно основание увольнения, что же касается собственно утверждения о невозможности нарушить присягу, то он не соответствует достаточно мотивированным выводам национальных судов, которым, по мнению ЕСПЧ, в первую очередь принадлежит право интерпретации норм национального права (исключения составляют лишь случаи произвола, игнорирования критических аргументов, недостаточной тщательности рассмотрения таковых и немотивированности судебного акта в части критических аргументов, признаков чего я не усматриваю); это же касается аргументов о «согласии» и «согласовании», а также о возможности (невозможности) увольнения Вашего отца по тому основанию, по которому он бы уволен, несмотря на подачу им до этого рапорта об увольнении по собственному желанию (кстати, в тот же день, в который было подано представление).

Наконец, есть еще одно нарушение, относительно которого, вероятно, необходимо высказаться, т.к. вопрос о нем был поставлен в рамках разбирательства по указанному выше иску, применительно к которому, хотя это может показаться странным, шестимесячный срок на обращение в ЕСПЧ не истек, но признаков которого, к сожалению, все равно не усматривается. Это нарушение презумпции невиновности, которая гарантирована пунктом 2 статьи 6 Конвенции.

Принимая во внимание отсутствие признаков нарушения презумпции невиновности, я не уверен, что стоит вдаваться в объяснение того, почему не истек срок на обращение в ЕСПЧ с жалобой на это нарушение, если бы таковое было допущено, хотя при этом истек срок на обращение с жалобой на возможные нарушения права справедливое судебное разбирательство спора о гражданских правах и обязанностях, в рамках которого было заявлено о предполагаемом нарушении презумпции невиновности. Однако если Вам это интересно, то объясняется все довольно просто. Дело в том, что ЕСПЧ не рассматривает по существу споры о гражданских правах и обязанностях в смысле пункта 1 статьи 6 Конвенции, равно как не рассматривает по существу предъявленное лицу уголовное обвинение. Это делают национальные суды. ЕСПЧ также не является вышестоящим судом по отношению к национальным. Т.е. не рассматривает жалобы на решения национальных судов в том смысле, в котором это делают национальные вышестоящие инстанции(за тем лишь исключением, что вышестоящие национальные суды в принципе среди прочего могут рассматривать жалобы на нарушения нижестоящими судами прав, гарантированных Конвенцией и Протоколами к ней, чем и занимается ЕСПЧ). Презумпция невиновности в смысле пункта 2 статьи 6 Конвенции действует в течение всего того периода времени, в течение которого действуют гарантии справедливого судебного разбирательства по предъявленному лицу уголовному обвинению в смысле статьи 6 Конвенции (и, соответственно, не действует за пределами этого времени, а также в отсутствие уголовного обвинения; например, если лицу на национальном уровне не предъявлено уголовное обвинение в смысле статьи 6 Конвенции, то и нарушить презумпцию его невиновности в смысле пункта 2 статьи 6 Конвенции невозможно, в т.ч. публичными заявлениями о том, что он виновен в совершении преступлений, сделанными официальными лицами). Гарантии права на справедливое судебное разбирательство по предъявленному лицу уголовному обвинению начинают действовать, когда соответствующие должностные лица (или органы) начинают предпринимать в отношении лица действия, которые дают этому лицу понять, что оно подозревается в совершении преступления, а прекращают действовать с вынесением окончательного решения по существу уголовного обвинения (если окончательным решением является приговор, указанные гарантии прекращают действовать в день вступления его в силу (во всяком случае, если после этого на национальном уровне не существует внутренних средств правовой защиты); и, кстати, вновь начинают действовать, если будет отменен либо приговор, либо решение, принятое по жалобе на него, в результате принятия которого он вступил в силу). А шестимесячный срок на обращение в ЕСПЧ с жалобой на нарушения права на справедливое судебное разбирательство по предъявленному лицу уголовному обвинению начинает течь с момента принятия окончательного решения по существу этого уголовного обвинения. Нарушение презумпции невиновности не является исключением. Гарантии права на справедливое судебное разбирательство по предъявленному Вашему отцу уголовному обвинению начали действовать в момент его фактического задержания около ВРЕМЯ И ДАТА и прекратили действовать ДАТА (если допустить, что обращение с кассационной жалобой в смысле УПК РФ в редакции, действовавшей до 01 января 2013 года, является последним средством правовой защиты от нарушений права на справедливое судебное разбирательство по предъявленному Вашему отцу уголовному обвинению, о чем невозможно говорить с вероятностью 100%, т.к. соответствующего мнения на этот счет ЕСПЧ еще не высказал; однако вероятность этого весьма высока по тем же причинам, о которых написать выше применительно к действующему ГПК РФ). Таким образом, гарантии права на справедливое судебное разбирательство по предъявленному Вашему отцу уголовному обвинению действовали как ДАТА, когда был вынесен приказ НОМЕР, так и ДАТЫ, когда были вынесены решения судов первой и второй инстанций соответственно по гражданскому делу, касавшемуся увольнения. При этом шестимесячный срок на обращение в ЕСПЧ с жалобой на возможное нарушение и.о. прокурора … презумпции невиновности при вынесении приказа от ДАТА, равно как на возможное нарушение судами ДАТЫ презумпции невиновности следует исчислять не с ДАТА, а с ДАТА, т.к. презумпция невиновности является элементом права на справедливое судебное разбирательство по предъявленному Вашему отцу уголовному обвинению, которое завершилось ДАТА. Апелляционное определение от ДАТА, будучи окончательным решением в смысле пункта 1 статьи 35 Конвенции применительно к разбирательству спора о гражданских правах и обязанностях в смысле пункта 1 статьи 6 Конвенции (с допущениями, сделанными выше), не может являться окончательным решением по существу предъявленного Вашему отцу уголовного обвинения (элементом права на справедливое судебное разбирательство спора о гражданских правах и обязанностях в смысле пункта 1 статьи 6 Конвенции презумпция невиновности, гарантированная пунктом 2 статьи 6 Конвенции, не является, что довольно явно следует прямо из текста пункта 2 статьи 6 Конвенции: «Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления считается невиновным, до тех пор пока его виновность не будет установлена законным порядком»).

Причины же отсутствия признаков нарушения презумпции невиновности сформулированы в Постановлении ЕСПЧ по делу «Кузьмин против России» (Kuzmin v. Russia, жалоба N 58939/00) от 18 марта 2010 года (это перевод, опубликованный в российском издании Бюллетеня ЕСПЧ, он довольно корявый, но я не буду его поправлять, т.к. смысл все равно остается понятным):

«7. 21 апреля 1998 г. несовершеннолетняя 17 лет подала через свою мать заявление, согласно которому заявитель, прокурор Мотыгинского района, избил и изнасиловал ее в своем рабочем кабинете, куда он ее привел вечером 20 апреля 1998 года. 22 апреля 1998 г. было возбуждено уголовное дело.

9. 18 мая 1998 г. заместитель прокурора края вынес Постановление об отстранении заявителя от исполнения своих обязанностей на период проведения предварительного следствия по делу об изнасиловании. Соответствующий пункт раздела «факты» данного Постановления гласил:

«21 апреля 1998 г. гражданка… обратилась в местный отдел внутренних дел с заявлением об изнасиловании, предположительно совершенном в отношении ее несовершеннолетней дочери в помещении прокуратуры Мотыгинского района в ночь с 20 на 21 апреля 1998 г., и о причастности к этому делу А. Кузьмина, районного прокурора…»

10. 22 мая 1998 г. заявитель был задержан и заключен под стражу. 27 мая 1998 г. ему было предъявлено обвинение в изнасиловании несовершеннолетней.

11. 25 мая 1998 г. краевой прокурор направил Генеральному прокурору Российской Федерации представление об увольнении заявителя. Свое представление прокурор края мотивировал следующим образом:

«…Как было установлено в ходе следствия, 20 апреля 1998 г.,… оставшись наедине с гражданкой… Кузьмин совершил в отношении последней изнасилование и другие действия сексуального характера… В ходе допроса 22 мая 1998 г. Кузьмин показал, что действительно он употреблял алкоголь в своем кабинете вместе с потерпевшей, которую он затем попытался принудить к совершению полового акта, однако из-за состояния алкогольного опьянения не смог его совершить. Материалы дела содержат достаточные доказательства виновности Кузьмина…»

12. 11 июня 1998 г., основываясь на фактах, изложенных в этом представлении, Генеральный прокурор принял решение об увольнении заявителя из органов прокуратуры. В соответствующей части приказ предусматривал следующее:

«21 апреля 1998 г. прокурор Мотыгинского района… будучи в состоянии алкогольного опьянения, изнасиловал гражданку… и совершил над ней другие действия сексуального характера. В отношении Кузьмина возбуждено уголовное дело и избрана мера пресечения в виде заключения под стражу. Поскольку такое поведение порочит звание прокурора, Кузьмин подлежит увольнению… Уволить Кузьмина по причине недостойного поведения и довести данное решение до сведения всех сотрудников прокуратуры Красноярского края».

66. Что касается представления об увольнении заявителя, направленного прокурором края Генеральному прокурору Российской Федерации, Европейский суд полагает, что фраза «…как было установлено в ходе следствия… А. Кузьмин совершил… изнасилование и другие действия сексуального характера» служила для разъяснения сущности обвинения, выдвинутого против заявителя, тогда как вывод, согласно которому материалы дела подтверждали «его виновность в совершении преступления», имел целью показать, что было собрано достаточное количество доказательств, подтверждающих вину заявителя, для того чтобы его увольнение было обоснованным. По мнению Европейского суда, хотя утвердительный тон, выбранный прокурором края, вызывает некоторую озабоченность, спорное представление описывало, скорее, «наличие подозрения», требующего увольнения заинтересованного лица, и не содержало вывода о его виновности (см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу «Дактарас против Литвы», § 13 и 44; упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу «Вьорел Бурзо против Румынии», § 163, последняя часть; упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу «Буткевичюс против Литвы», § 52; упоминавшееся выше Решение Европейского суда по делу «Маршиани против Франции», касающееся доклада французского генерального прокурора, переданного президенту Европейского парламента).

67. Что касается приказа об увольнении заявителя, подписанного Генеральным прокурором, Европейский суд находит, что такие формулировки, как «изнасиловал», «совершил над ней другие действия сексуального характера», «такое поведение порочит звание прокурора» и «должен быть уволен по причине недостойного поведения», содержат прямолинейные, неосторожные утверждения и их использование было ненадлежащим. Тем не менее следует принять во внимание конкретные условия, в которых были использованы эти формулировки, и тот факт, что они имели целью не объявить заявителя виновным, а отстранить его от исполнения обязанностей должностного лица, обеспечивающего законность, по причине возбужденного против него уголовного дела и предъявления ему в то время обвинения в изнасиловании (см. § 10 и 12 настоящего Постановления). Действительно, для целей пункта 2 статьи 6 Конвенции имеет значение реальное значение спорных высказываний, а не их буквальная форма (Постановление Европейского суда от 28 ноября 2002 г. по делу «Лавент против Латвии» (Lavents c. Lettonie), жалоба N 58442/00, § 126). Европейский суд придает значение тому факту, что эти утверждения не были сделаны Генеральным прокурором в качестве высокопоставленного должностного лица, информирующего общественность о рассматриваемом уголовном деле. Действительно, Генеральный прокурор использовал спорные выражения в мотивированном приказе, предназначенном для служебного пользования в рамках прокуратуры, в качестве руководителя заявителя и главы системы прокуратуры Российской Федерации (см. § 28 настоящего Постановления). Этот приказ не был предназначен для общественности, и из дела не следует, что его положения были доведены до ее сведения.

68. При таких условиях Европейский суд полагает, что, даже если использование спорных выражений в представлении и приказе об увольнении заявителя вызывало некоторое беспокойство, при конкретных обстоятельствах настоящего дела они не могли побудить общественность поверить в виновность заявителя или предрешить оценку фактов компетентным судом (см. противоположный пример в Постановлении Европейского суда от 4 марта 2008 г. по делу «Самойлэ и Чонка против Румынии» ({Samoile} et Cionca c. Roumanie), жалоба N 33065/03, § 93 — 95; Постановлении Европейского суда от 24 апреля 2008 г. по делу «Исмоилов и другие против Российской Федерации» (Ismoilov et autres c. Russie), жалоба N 2947/06, § 168).

69. Таким образом, требования пункта 2 статьи 6 Конвенции в этом отношении нарушены не были».

С уважением,
Олег Анищик 

Возможность комментирования заблокирована.