Пример (58) оценки перспектив обращения в Европейский Суд

Результаты оценки: подготовлена жалоба в ЕСПЧ.

 

Здравствуйте!

Исходя из документов, речь можно вести о четырех нарушениях права Вашего сына на справедливое судебное разбирательство.

1. Использование для обоснования вывода о его виновности в совершении убийства показаний Ш. и Д., несмотря на то, что они не несут никакой ответственности за дачу заведомо ложных показаний, а иным образом достоверность их показаний не обеспечена.

Сразу скажу, что прямо в таком виде ЕСПЧ подобного нарушения никогда не признавал. Существует Постановление по делу «Владимир Романов против России» от 24 июля 2008 года, из которого следует, что показания предполагаемого соучастника совершения преступления могут быть использованы только с целью обоснования вывода о виновности в совершении преступления того лица, которое дало их, но не других лиц, что объясняется отсутствием гарантий достоверности таких показаний, за ложность которых указанное лицо не несет ответственности. Причем ЕСПЧ утверждает, что это правило сформулировано в Решении Комиссии по правам человека по делу «M.H. против Соединенного Королевства» от 17 января 1997 года. Однако это не так. В таком виде в указанном Решении это правило даже близко не сформулировано. Оно сформулировано собственно в Постановлении по делу Владимира Романова. Но и этим Постановлением такого рода нарушение не признавалось, т.к. фактические обстоятельства этого дела имеют к подобным нарушениям лишь косвенное отношение. По другим делам – в отношении каких бы то ни было государств – ЕСПЧ к настоящему времени такого рода нарушения также не признавал. Хотя он несколько раз ссылался на Постановление по делу Владимира Романова в соответствующей части, это делалось не для обоснования указанного нарушения. Впрочем, все это не мешает заявить об этом нарушении и надеяться на его признание, учитывая, что это «уничтожает» два из четырех доказательств, положенных в основу вывода суда о виновности Вашего сына в убийстве (оставшиеся – это показания С. и небольшой комплекс доказательств, касающихся местонахождения мобильного телефона Вашего сына).

Конечно, тут есть проблема. Она заключается в том, что Ш. и Д. не обвиняли в совершении убийства. И поэтому им как бы незачем давать ложные показания в части, касающейся убийства, чтобы выгородить себя. С другой стороны, российское законодательство таково, что они в любом случае не несут ответственности за дачу заведомо ложных показаний, даже если эти показания не касаются преступлений, в совершении которых они обвиняются, т.к. любого подозреваемого/обвиняемого невозможно привлечь к уголовной ответственности за дачу им заведомо ложных показаний в указанных процессуальных статусах, независимо от предметах этих показаний. Соответственно, именно на этом можно делать акцент. Плюс в отношении Ш. можно аккуратно упомянуть показания Т. о его костюме в крови. Аккуратно, т.к. в кассационных жалобах этот аргумент не использовался. Другими словами, защита сама отказалась от возможности использования столь веского аргумента в пользу недостоверности показаний Ш.: его возможной заинтересованности в том, чтобы давать ложные показания, из-за возможной причастности к убийству.

Собственно, фактически речь идет об еще одной проблеме: защита в принципе не выдвигала никаких содержательных претензий к достоверности показаний Ш. и Д. Хотя ничто не мешало ей сделать это (не считая, конечно, того, о чем написано в пункте 4 ниже). И это странно, учитывая значение указанных показаний для вывода о виновности Вашего сына в совершении преступлений. Хотя можно попытаться объяснить это тем, что подобный аргумент не имел смысла: в суде и Ш., и Д. от своих показаний, данных на предварительном следствии и использованных против Вашего сына, отказались, а его – Вашего сына – несогласие с этими показаниями и так было очевидно, исходя из его собственных показаний. Кроме того, в отношении части показаний Д. все же косвенно заявлено об их недостоверности за счет указания на их противоречивость (речь о написанном в пункте 3 ниже). К показаниям Д. в части предположительно имевшего место признания Вашего сына в совершении преступления никаких претензий, к сожалению, прямо не предъявляется.

Плюс тут отдельная проблема с исчерпанием внутренних, т.е. внутригосударственных, средств правовой защиты. В соответствии с требованиями пункта 1 статьи 35 Конвенции перед подачей жалобы в ЕСПЧ национальным властям должна быть предоставлена возможность признать и исправить соответствующее нарушение. Применительно к нарушениям права на справедливое судебное разбирательство по предъявленному лицу уголовному обвинению, которые предположительно допущены судом первой инстанции при рассмотрении уголовного дела по существу, по общему правилу внутренним средством правовой защиты является обращение с соответствующей жалобой в суд второй инстанции. Но в кассационных жалобах ни о чем подобном речи не идет. Соответственно, применительно к этому нарушению остается лишь писать о том, что в отношении него нет внутренних средств правовой защиты (если их нет, то и исчерпать их нельзя, т.е. требование об исчерпании неприменимо), т.к. российские суды ни теоретически, ни практически подобное нарушение признать не могут.

2. Использование для обоснования вывода о виновности Вашего сына в совершении преступлений данных на предварительном следствии показаний С., который по причине смерти не мог быть подвернут защитой перекрестному допросу, в отсутствие уравновешивания подобного ограничение прав защиты при огромном доказательственном значении этих показаний.

В самом по себе использовании для обоснования вывода о виновности Вашего сына показаний С. нарушения статьи 6 Конвенции нет, т.к. смерть – это одно из оснований оглашения данных ранее показаний из числа признаваемых ЕСПЧ.

Однако ЕСПЧ также считает, что если показания являются «единственным» доказательством виновности или во всяком случае определяющим исход разбирательства, то ограничения прав защиты должны быть уравновешены тем или иным образом.

В данном случае можно попытаться обосновать, что показания С. являлись «единственным» доказательством виновности Вашего сына в совершении убийства, исходя из тех критериев, которые выработаны ЕСПЧ, т.е. принимая во внимание написанное в пункте 1 выше, что «убирает» показания Ш. и Д., а также то, что кроме этих показаний и показаний С. в основу вывода суда о виновности Вашего сына в совершении убийства положены лишь данные о местонахождении его мобильного телефона, которые в отрыве от названных показаний, а также с учетом аргумента о зоне обслуживания соответствующей базовой станции практически не способны повлиять на вывод о виновности в убийстве. В любом случае, даже если показания С. – не «единственные», то они по меньшей мере определяющие исход разбирательства, что делает применимым правило о необходимости уравновешивания ограничений прав защиты в виде невозможности подвернуть С. перекрестному допросу.

Здесь можно говорить, что уравновешивание могло быть достигнуто за счет фиксации показаний С. на видео, что дало бы возможность суду и защите наблюдать за тем, как он дает их, и хотя бы отчасти судить об их правдивости, предоставления защите возможности принять участие в очной ставке с С. в ходе предварительного расследования или каким-либо иным образом поставить перед ним свои вопросы, суд мог бы тем или иным образом придать этим показаниям меньший вес при принятии решения. Это примеры того, что ЕСПЧ может признать уравновешивающими факторами. И ничего этого нет (хотя все это в принципе применимо к данному делу),

С другой стороны, я не могу сказать, то это нарушение явное. Причина заключается в том, что никакого полного списка подобных уравновешивающих факторов нет. В каждом деле ЕСПЧ принимает решение, исходя из конкретных обстоятельств. И, например, он вполне может признать, что наличие у защиты возможности предъявить содержательные претензии к достоверности показаний С., которые были оглашены в суде (и доступны защите в письменном виде), — чего сделано не было и косвенно свидетельствует об отсутствии соответствующий претензий, — принимая во внимание смерть свидетеля (а основание, по которому оглашаются показания, имеет значение, т.к. у ЕСПЧ несколько разные подходы в зависимости от причин их оглашения), говорит о том, что ограничения прав защиты были уравновешены.

Хотя тут можно упирать и на то, что само по себе содержание показаний С.дает основание для сомнений в их достоверности. В частности, он сам говорит, что «некоторые делали» помнит не совсем точно, для него это была обычная (типичная) поездка (что дает возможность аккуратно спекулировать на тему того, что обычные поездки смешиваются в голове), а показания о ней он давал спустя два года (и – очень удобно – всего через 3 дня после того, как аналогичные (не считая времени отсутствия Вашего сына) показания дал Ш.).

Добавлю, что в отношении показаний Ф. можно предъявить схожую претензию. Но я не вижу в этом никакой потенциальной выгоды, т.к. не считаю, что формальное признание ЕСПЧ – при самом благоприятном исходе, конечно, — такого нарушения может привести к пересмотру дела на национальном уровне. Возможность признания ЕСПЧ нарушения основана на том, что в отсутствие достаточно веских оснований для оглашения показания свидетеля со стороны обвинения он признает нарушение права подвергнуть такого свидетеля перекрестному допросу, гарантированного статьей 6 Конвенции, даже в том случае, если показания этого свидетеля не являются ни «единственными», ни определяющими исход разбирательства по существу предъявленного уголовного обвинения. А основания для оглашения показаний Ф. не убедительны. Однако при этом ее показания фактически не имеют отношения к убийству. Т.е. они могут иметь отношения лишь к мотиву. Но применительно к нему это далеко не единственные и даже не определяющие исход разбирательства доказательства. Поэтому в принципе заявить такое нарушение можно, но особого смысла в этом нет.

3. Отказ суда отнестись с надлежащей тщательностью к противоречиям в показаниях Д., положенных им в основу вывода о виновности Вашего сына в совершении убийства, принимая во внимание их большое доказательственное значение. Речь в первую очередь о показаниях в одной из двух действительно имеющих отношения к убийству частей: о том, кто – Ваш сын или Б.– произнес соответствующую фразу после того, как она увидела фотографию Х. на стенде: сначала Д. говорила, что это сказали «они» (Ваш сын и Б.), потом – Б. (а Ваш сын при этом, с ее слов, промолчал) и лишь в следующих показаниях – Ваш сын. Но вообще-то ЕСПЧ рассматривает жалобы на подобного рода нарушения весьма и весьма редко. С другой стороны, это нарушение необходимо «завязывать» с другими. Более того, все четыре нарушения должны бы прозвучать в жалобе как аккорд, как части единого нарушения, бьющего фактически по всей доказательственной базе (в части убийства).

4. Окончательная утрата протоколов допросов Ш., в которых содержатся те самые показания, которые положены судом в обоснование вывода о виновности Вашего сына в совершении убийства, что помешало защите ознакомиться с ними после вынесения приговора, чтобы убедиться в правильности изложения в нем – приговоре – указанных показаний, имеющих столь большое значение для обоснования вывода суда, и при наличии на то оснований предъявить к этому претензии в кассационных жалобах.

Эта претензия довольно слаба по следующим причинам. Никто не оспаривает, что защита имела возможность ознакомиться с этими протоколами при ознакомлении с материалами уголовного дела по окончании предварительного следствия (и даже снять с них копии). Никто не оспаривает, что эти протоколы были оглашены в судебном заседании, и защита, соответственно, могла предъявить содержательные претензии к зафиксированным в них показаниям, если бы хотела сделать это. Никаких содержательных претензий к тому, как эти показания изложены в приговоре, в кассационных жалобах нет (хотя понятно, что отчасти это связано именно с невозможностью сравнения написанного в приговоре с зафиксированным в протоколах, все же защита имела возможность ознакомиться с содержанием этих протоколов, слышала их при оглашении в судебном заседании и имела возможность зафиксировать хотя бы значимые детали показаний).

Впрочем, несмотря на все это, о данном нарушении все же можно написать. Особенно упирая на очень большое доказательственное значение этих показаний.

Но тут есть еще одна проблема: в кассационных жалобах совершенно не предъявляется претензий на этот счет. В жалобе Вашего сына речь идет лишь об отсутствии документов в материалах дела, но не о том, как это повлияло на его право на защиту. И суд второй инстанции очень грамотно ограничился ответом лишь на то, о чем написано в жалобе. Впрочем, тут остается возможность интерпретации этих претензий.

Признаков других нарушений я не усматриваю (либо невозможно выдвинуть разумные аргументы о соблюдении в отношении них тех или иных критериев приемлемости жалобы). Но Вы написали, что Вас не интересует обоснование в этой части. Поэтому я его не привожу.

Кроме того, я анализировал дело только в части, касающейся убийства, т.к. Вы изначально вели речь только об этом.

При этом Вы должны понимать, что даже обоснованные жалобы на нарушения статьи 6 Конвенции имеют весьма низкий приоритет (т.е. если условная квота будет исчерпана жалобами, имеющими больший приоритет, у жалобы Вашего сына будут чрезвычайно высоки шансы пойти в корзину), ЕСПЧ на сегодняшний день перегружен жалобами, он в любом случае избавляется сразу же более чем от 90% жалоб против России, и еще несколько лет будет продолжать в том же духе, а жалоба Вашего сына вполне может не заинтересовать его вовсе. Другими словами, ни о каких радужных перспективах обращения в ЕСПЧ речи не идет. И я не волшебник. Я могу выжать из дела то, что из него можно выжать, но судьба жалобы будет в руках того юриста Секретариата ЕСПЧ, в руки которого она попадет на первом этапе производства. И даже тут многое зависит от удачи: начиная с того, сколько уже жалоб он оправил в корзину в соответствующей день, попались ли ему другие интересные дела, заинтересует ли дело его лично, заканчивая тем, какое у него настроение сегодня.

Возможность комментирования заблокирована.