Компенсация со ссылкой на ст. 5 Конвенции не лишила статуса жертвы: Постановление ЕСПЧ

Наименование дела на русском языке: Шкарупа против России.

Наименование дела на английском языке: Shkarupa v. Russia.

Имя заявителя: Игорь Владимирович Шкарупа.

Номер жалобы: 36461/05.

Дата оглашения Постановления: 15 января 2015 года.

Выводы ЕСПЧ:

  • объявить приемлемой жалобу на нарушения статей 3 и 13 Конвенции условиями содержания под стражей (единогласно) и пункта 3 статьи 5 Конвенции (большинством голосов), а в остальной части — неприемлемой (большинством голосов);
  • признать нарушение статьи 3 Конвенции условиями содержания под стражей (единогласно);
  • признать нарушение статьи 13 Конвенции в связи с отсутствием соответствующих внутренних средств правовой защиты (единогласно);
  • признать нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции в связи с длительным содержанием заявителя под стражей в отсутствие достаточных оснований (шестью голосами Судей против одного);
  • присудить справедливую компенсацию морального вреда в размере 6500 евро и издержек в размере 3400 евро (компенсация должна быть выплачена в течение трех месяцев со дня вступления Постановления в силу; за все время просрочки выплаты, если таковая будет иметь место, также должны быть выплачены проценты в размере, равном предельной ставке рефинансирования Европейского центрального банка, применяемой в период просрочки, плюс три процентных пункта);
  • отказать в удовлетворении требований о справедливой компенсации в оставшейся части.

Постановление сопровождается особым мнением Судьи от России Дмитрия Дедова, в котором он выражает свое несогласие с выводами большинства Судей Палаты, что заявитель не утратил статус жертвы нарушения пункта 3 статьи 5 Конвенции, несмотря на присуждение ему на национальном уровне — после оправдания и признания за ним права на реабилитацию — компенсации, в т.ч. в связи с содержанием под стражей, причем со ссылкой на статью 5 Конвенции.

По мнению большинства Судей Палаты, заявитель не утратил статус жертвы, т.к. суд присудил ему компенсацию в связи с оправданием, а не в связи с признанием нарушения статьи 5 Конвенции, пусть он на нее и сослался, без необходимого для утраты статуса жертвы явного или подразумеваемого вывода о том, что заявитель содержался под стражей чрезмерно долго или в отсутствие относимых и достаточных оснований.

Судья Дедов отметил, что национальный судья не обязан ссылаться на Конвенцию, ее отдельные статьи или, «как требовала Палата по настоящему делу», на какой-либо пункт или подпункт статьи 5 Конвенции.

Я не вижу в Постановлении Палаты ничего, что могло бы быть интерпретировано мной как требование сослаться на какой-либо пункт или подпункт статьи 5 Конвенции (и в принципе на статью 5 Конвенции или Конвенцию в целом) при присуждении компенсации как условие утраты статуса жертвы. В частности, я не вижу ничего подобного в пунктах 74-77 Постановления, на которые ссылается российский Судья. Как написано выше, большинство Судей Палаты указали, что заявитель, по их мнению, не утратил статус жертвы, т.к. национальный суд не признал ни того, что он содержался под стражей чрезмерно долго, ни того, что он был лишен свободы в отсутствие относимых и достаточных оснований.

По мнению Дедова, национальный суд признал нарушение права заявителя, указав, что тот явился «жертвой ареста или заключения под стражу», был «незаконно привлечен к уголовной ответственности, незаконно задержан … и в дальнейшем незаконно подвергнут применению в качестве меры пресечения подписки о невыезде». Таким образом, национальный суд не был обязан признавать, что содержание под стражей было чрезмерно длительным или необоснованным по смыслу статьи 5 Конвенции. При этом, по мнению Дедова, данное дело отличается от дела Лабита, на Постановление Большой Палаты по которому сослалось большинство Судей («Лабита против Италии» (Labita v. Italy, жалоба N 26772/95) от 06 апреля 2000 года), поскольку там компенсация явилась автоматическим следствием оправдания, а по российскому праву компенсация морального вреда требует предварительного признания незаконности действий тех, за кого государство несет ответственность. И суд признал незаконность таких действий, присуждая заявителю компенсацию. Судья Дедов также отметил, что, по его мнению, настоящее дело по тем же причинам отличается от дела Шаля, где компенсация, как и в случае Лабиты, явилась автоматическим следствием оправдания.

См. также:
Судья Дедов: О плохом заявителе и хороших милиционерах
Судья ЕСПЧ от России пригрозил заявителям убийством
Иногда лучше жевать, или Очередное особое мнение Судьи Дедова
Вновь чудеса аргументации российского Судьи Дмитрия Дедова Продолжить чтение…

Вновь чудеса аргументации российского Судьи Дмитрия Дедова: Постановление ЕСПЧ

Наименование дела на русском языке: Крикунов против России.

Наименование дела на английском языке: Krikunov v. Russia.

Имя заявителя: Владимир Александрович Крикунов.

Номер жалобы: 13991/05.

Дата оглашения Постановления: 04 декабря 2014 года.

Выводы ЕСПЧ:

  • объявить жалобу приемлемой в части, касающейся пункта 3 статьи 5 Конвенции, а в остальной части — неприемлемой (единогласно);
  • признать нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции применительно к периоду содержания заявителя под стражей во время судебного разбирательства по его уголовному делу (в отличие от предшествующего периода содержания его под стражей во время предварительного следствия), поскольку, оставляя избранную меру пресечения без изменения, суды не приводили никаких оснований продолжения содержания заявителя под стражей, и даже если таковые имелись, то установление их наличия вместо национальных судов не является задачей ЕСПЧ (шестью голосами Судей против одного);
  • присудить справедливую компенсацию морального вреда в размере 800 евро (шестью голосами Судей против одного; компенсация должна быть выплачена в течение трех месяцев со дня вступления Постановления в силу; за все время просрочки выплаты, если таковая будет иметь место, также должны быть выплачены проценты в размере, равном предельной ставке рефинансирования Европейского центрального банка, применяемой в период просрочки, плюс три процентных пункта);
  • отказать в удовлетворении требований о справедливой компенсации в оставшейся части.

Постановление сопровождается особым мнением российского Судьи Дмитрия Дедова, в котором он обосновывает свое несогласие с выводом остальных Судей о нарушении пункта 3 статьи 5 Конвенции.

Во-первых, российский Судья отметил, что пункт 3 статьи 5 Конвенции гарантирует заключенному под стражу право на судебное разбирательство в течение разумного срока. И суд над заявителем был относительно скорым: разбирательство продолжалось с 01 июня по 04 августа 2004 года.

Однако в срок судебного разбирательства, который согласно пункту 3 статьи 5 Конвенции должен быть разумным, включается не только время рассмотрения дела судом первой инстанции, о котором ведет речь Дмитрий Дедов (01 июня — день вынесения постановления о назначении судебного заседания, 04 августа — приговора), но и время, в течение которого лицо было лишено свободы до суда с тем, чтобы предстать перед судом по обоснованному подозрению в совершении преступления. Это следует прямо из текста пункта 3 статьи 5 Конвенции, отсылающего к подпункту С пункта 1 этой же статьи, не говоря уже про огромную практику рассмотрения ЕСПЧ вопроса о нарушении пункта 3 статьи 5 Конвенции применительно к содержанию под стражей в период предварительного расследования. Поэтому неясно, какое значение имеет то обстоятельство, что время рассмотрения дела судом первой инстанции было относительно небольшим.

Также, полагаю, стоит напомнить, что, согласно давно сложившейся позиции ЕСПЧ, пункт 3 статьи 5 Конвенции не предполагает выбора между судебным разбирательством в течение разумного срока и освобождением до суда. До признания виновным человек пользуется презумпцией невиновности. И должен быть отпущен на свободу, если отсутствуют веские основания, оправдывающие необходимость содержания его под стражей. См. Постановление ЕСПЧ по делу «Неймайстер против Австрии» (Neumeister v. Austria, жалоба N 1936/63) от 27 июня 1968 года и бесчисленное количество вынесенных после него Постановлений, содержащих аналогичные выводы.

Во-вторых, российский Судья указал, что пункт 3 статьи 5 Конвенции предусматривает право на освобождение до суда, если основания, на которые ссылаются национальные власти, более не являются относимыми и достаточным и, соответственно, не могут оправдать дальнейшее содержание под стражей. По мнению Дмитрия Дедова, именно это — т.е., надо полагать, наличие или отсутствие таких оснований — должен был устанавливать ЕСПЧ, но не сделал, в то время как он, Дмитрий Дедов, считает, что веские причины для дальнейшего содержания под стражей усматривались и заявителем не были представлены доказательства обратного.

Как указывает Дмитрий Дедов, его аргумент основан на пункте 12 Постановления ЕСПЧ по делу «Вемхофф против Германии» (Wemhoff v. Germany, жалоба N 2122/64) от 27 июня 1968 года, который он прямо цитирует: «12. <…> Это [национальные власти] должны назвать обстоятельства, которые привели их, исходя из общих интересов, к выводу о необходимости содержания под стражей лица, подозреваемого в совершении правонарушения, но не осужденного [за его совершение]. Равным образом это лицо должно, используя доступные ему средства защиты, назвать причины, которые способны опровергнуть выводы властей, сделанные ими на основе установленных ими фактов, а также обстоятельства, говорящие в пользу освобождения его из-под стражи».

Однако непонятно, какое отношение всё это имеет к настоящему делу, согласно обстоятельствам которого в постановлениях суда, к которым остальные Судьи Палаты предъявили претензии, не был названо, согласно пунктам 14, 15 и 17 Постановления, ни одного основания продления избранной ранее меры пресечения в виде заключения под стражу и не содержалось ссылок на какие-либо фактические обстоятельства, которые свидетельствовали бы в пользу наличия этих неназванных оснований: суд просто указывал, что избранная мера пресечения оставляется им без изменения.

Далее российский Судья цитирует пункт 76 Постановления по делу «Ван дер Танг против Испании» (Van der Tang v. Spain, жалоба N 19382/92) от 13 июля 1995 года, в котором содержится только вывод, что по этому конкретному делу риск побега заявителя сохранялся в течение всего времени содержания его под стражей.

Какое отношение обстоятельного данного испанского дела, приведшие Страсбургский Суд к такому выводу, которые Дмитрием Дедовым не приводятся и не анализируются, имеют к настоящему делу, в особом мнении не объясняется. Более того, в пунктах 9, 12, 16, 17 и 19 Постановления ЕСПЧ по делу Ван дер Танг прямо указано, что национальные суды каждый раз называли опасность побега в качестве основания продления избранной в отношении заявителя меры пресечения в виде заключения под стражу, что по рассматриваемому российскому делу применительно к тем постановлениям, в отношении которых остальные 6 Судей Палаты высказали свои претензии, сделано не было.

Судья Дедов завершает обоснование своего второго аргумента ссылкой на Постановление ЕСПЧ по делу «Зимин против России» (Zimin v. Russia, жалоба N 48613/06) от 06 февраля 2014 года, в котором Страсбургский Суд пришел к выводу об отсутствии нарушения пункта 3 статьи 5 Конвенции, несмотря на то, что в постановлениях о продлении избранной в отношении заявителя меры пресечения в виде заключения под стражу, вынесенных после передачи дела в суд, не было прямо упомянуто — в отличие от предшествующего постановления, — об объявлении заявителя в розыск, что представляло собой явную отсылку к тому обстоятельству, что он не явился для предъявления обвинения и после объявления в розыск был задержан в другом городе, доставлен туда, где проводилось расследование, и заключен под стражу. По тому делу ЕСПЧ, принимая во внимание все обстоятельства дела, пришел к выводу, что суды оценили опасность того, что заявитель скроется.

Однако по делу Зимина, согласно пункту 17 Постановления, национальный суд прямо указывал на возможность скрыться в качестве основания продления меры пресечения в виде заключения под стражу, пусть и не обосновывал свой вывод о наличии такой возможности (которая при этом обосновывалась в вынесенных ранее постановлениях, что и было принято ЕСПЧ во внимание). В то время как по настоящему делу, повторюсь, суд просто указывал, что мера пресечения оставляется без изменения.

Третий и последний аргумент Судьи Дедова я воспроизведу дословно (в своем переводе на русский) и оставлю без комментариев, в которых он, по моему мнению, не нуждается: «[О]тсутствие мотивировки [у постановления о продлении меры пресечения в виде заключения под стражу] не должно автоматически приводить к выводу о нарушении Конвенции, без учета всех обстоятельств [дела]. В реальном мире судья национального суда, пришедший к такому выводу, должен был бы взять на себя ответственность за свое решение, если бы задержанный вновь совершил преступление после того, как был выпущен на свободу».

См. также:
Судья Дедов: О плохом заявителе и хороших милиционерах
Судья ЕСПЧ от России пригрозил заявителям убийством
Иногда лучше жевать, или Очередное особое мнение Судьи Дедова Продолжить чтение…

Судья Дедов: о плохом заявителе и хороших милиционерах

portrait des juges de la CEDHРоссийский Судья в ЕСПЧ Дмитрий Дедов продолжает радовать своими особыми мнениями.

Оглашенное сегодня Постановление ЕСПЧ по делу «Хмель против России» (Khmel v. Russia, жалоба N 20383/04), которым, в частности, было признано нарушение в отношении заявителя статьи 8 Европейской Конвенции, сопровождается особым мнением Дмитрия Дедова – единственного из семи Судей Палаты, не согласившегося с таким выводом. Большинство Судей Палаты признали, что было допущено нарушение права на уважение личной жизни, поскольку в отдел милиции, где находился заявитель, его сотрудниками были приглашены журналисты, заснявшие заявителя и затем показавшие сделанную запись по телевидению, в отсутствие в российском законодательстве норм права, которые позволяли бы такое без согласия последнего.

Шесть Судей Палаты признали необоснованными ссылки российских судов, рассматривавших соответствующий иск заявителя, а также российских властей в ходе разбирательства собственно в Страсбургском Суде на нормы Закона РФ «О милиции» («[м]илиции для выполнения возложенных на нее обязанностей предоставляется право <…> осуществлять предусмотренные законодательством учеты физических и юридических лиц, предметов и фактов и использовать данные этих учетов; использовать для документирования своей деятельности информационные системы, видео- и аудиотехнику, кино- и фотоаппаратуру, а также другие технические и специальные средства, не причиняющие вреда жизни, здоровью человека и окружающей среде; производить регистрацию, фотографирование, звукозапись, кино и видеосъемку, дактилоскопирование лиц, подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений, подвергнутых административному аресту, а также лиц, в отношении которых имеется повод к возбуждению дела об административном правонарушении, при невозможности установления их личности и иных лиц, в отношении которых в соответствии с федеральным законом предусмотрена обязательная дактилоскопическая регистрация»), — выразив недоумение по поводу того, какое отношение это имеет к данному делу. Российские власти также ссылались на то, что видеосъемка была необходима для фиксации противоправного поведения заявителя, однако большинство Судей Палаты указали, что на момент съемки заявитель не был задержан, и ему не было предъявлено никакого обвинения, никаких дел в отношении него не велось, а российские власти не привели никаких положений закона, которые позволяли бы сотрудникам милиции собирать доказательства без этого. Более того, сделанная запись не использовалась в качестве доказательства при последующих разбирательствах по делу заявителя (в связи с обвинением в совершении административных правонарушений и преступлений), суды на нее не ссылались. При этом Судьи ЕСПЧ не исключили возможную применимость Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности», позволяющего осуществлять «наблюдение», в т.ч. на основании лишь ставших известными органам, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, сведений о признаках подготавливаемого, совершаемого или совершенного противоправного деяния, а также о лицах, его подготавливающих, совершающих или совершивших, если нет достаточных данных для решения вопроса о возбуждении уголовного дела. Однако Судьи отметили, что тот же самый закон прямо запрещает разглашать собранную информацию без согласия лица, в отношении которого она собрана. Причем Конституционный Суд РФ ранее высказывался о том, что «[в] части первой статьи 6 [Федерального закона «Об ОРД»] лишь перечисляются виды оперативно-розыскных мероприятий, но не определяются порядок и условия их проведения. Осуществление оперативно-розыскных мероприятий, в том числе наблюдения, возможно лишь <…> при наличии оснований, указанных в <…> статье 7 [Закона]. Следовательно, данный Федеральный закон не допускает сбора, хранения, использования и распространения информации о частной жизни проверяемого лица, если это не связано с выявлением, предупреждением, пресечением и раскрытием преступлений, а также выявлением и установлением лиц, их подготавливающих, совершающих или совершивших, и другими законными задачами <…> При этом согласно абзацу четвертому части седьмой статьи 5 органам (должностным лицам), осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, запрещается разглашать сведения, которые затрагивают неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, честь и доброе имя граждан и которые стали известными в процессе проведения оперативно-розыскных мероприятий, без согласия граждан…» Соответственно, по мнению большинства Судей Палаты, появление сделанной записи на телевидении без согласия заявителя представляло собой грубое нарушение закона. Наконец, большинство Судей Палаты отвергли и ссылку российских властей на положения Закона РФ «О средствах массовой информации», поскольку он является юридической базой деятельности журналистов, которая не являлась предметом разбирательства. Таковыми были действия сотрудников милиции, явно осуществленные, по мнению большинства Судей Палаты, в отсутствие юридических оснований.

Российский Судья Дмитрий Дедов в своем особом мнении пошел намного дальше российских властей, предложив в качестве юридической основы осуществления вмешательства в право заявителя на уважение его личной жизни… статью 3 Закона «О милиции», согласно которой «[д]еятельность милиции строится в соответствии с принципами уважения прав и свобод человека и гражданина». Логика российского Судьи, если я правильно ее понял, заключается в том, что милиция должна защищать свободу распространения информации, которая – как и право на уважение личной жизни – относится к правам и свободам человека. И необходимость такой защиты, вытекающая из статьи 3 Закона «О милиции», позволяет осуществлять вмешательство в право на уважение личной жизни. При этом Дмитрий Дедов посетовал, что Судьи Палаты не воспользовались возможностью оценить, имели ли сотрудники милиции право пригласить журналистов по собственной инициативе, либо они должны были воздержаться от этого, с точки зрения уважения права распространять и получать информацию, вызывающую общественный интерес. Более того, по мнению российского Судьи, имеется еще один важный аспект, который должен был быть рассмотрен Судьями Палаты: должны ли должностные лица быть ограничены в осуществлении своих функций, или, будучи членами демократического общества, они должны быть свободны в предоставлении информации различным организациям (например, представителям прессы, прокурору, местным законодательным органам власти или депутатским группам), которые непосредственно уполномочены реагировать соответствующим образом и (или) применять альтернативные меры, если только не имеется оснований воздержаться от распространения такой информации, исходя из специфики обстоятельств дела.

Судья Дедов также указал в своем особом мнении, что остальные Судьи Палаты «сконцентрировались исключительно на тесте на пропорциональность». Однако это не так (на балансе сконцентрировался как раз сам Дмитрий Дедов). В силу конструкции статьи 8 Европейской Конвенции при рассмотрении вопроса о ее нарушении ЕСПЧ сначала анализирует, был ли при осуществлении вмешательства в право на уважение личной жизни (при условии вывода о наличии собственно вмешательства) соблюден национальный закон, а если да, то преследовало ли вмешательство допустимую цель, при наличии которой таковое анализируется на предмет соблюдения баланса между интересами личности и общества, т.е. рассматривается вопрос о том, было ли вмешательство необходимо в демократическом обществе для достижения соответствующей цели. И в данном случае, констатировав, что вмешательство не было предусмотрено национальным законом, остальные шесть Судей Палаты прямо указали в пункте 51 Постановления на отсутствие необходимости рассматривать вопрос о том, преследовало ли вмешательство допустимую цель и было ли оно необходимым в демократическом обществе.

Далее Дмитрий Дедов отметил, что сотрудникам милиции не запрещается оказывать содействие журналистам в осуществлении теми важной роли «общественного сторожевого» в условиях демократии, делясь с ними информацией и идеями по вопросам, представляющим общественный интерес. Напротив, как указал Судья Дедов, если бы сотрудники милиции (которые, напомню, сами пригласили журналистов) не позволили представителям прессы заснять ненадлежащее поведение публичного лица (а заявитель являлся депутатом Мурманской областной думы) и распространить информацию об этом, то мог бы иметь место риск нарушения сотрудниками милиции свободы слова.

После Судья Дедов в традиционном для него ключе высказался о самом заявителе, который, как тот сам признал в суде, управлял автомобилем в состоянии опьянения и совершал противоправные действия в отношении сотрудников милиции, даже видя, что его снимают. При этом Дмитрий Дедов напомнил Рекомендацию N R(2000)10 Комитета Министров Совета Европы о кодексах поведения для государственных служащих, согласно которой «государственный служащий обязан быть вежливым с гражданами, которых он или она обслуживает, а также в своих отношениях с вышестоящими начальниками, с коллегами и подчиненными», приведя после этого пространные цитаты из пояснительного меморандума к указанной Рекомендации. Также Судья Дедов акцентировал внимание на распространенной проблеме ненадлежащего поведения представителей российской законодательной власти, в частности, пренебрежении с их стороны правилами дорожного движения, в том числе вождении в пьяном виде, что вызывает чрезвычайный общественный интерес и является огромной проблемой, о чем свидетельствуют сотни видеозаписей и статей в прессе. Это, по мнению Судьи Дедова, свидетельствует о том, что если публичное лицо совершает правонарушение в результате подобного ненадлежащего и неэтичного поведения, такой факт не должен скрываться от журналистов, поскольку общественная функция милиции совпадает в этом случае с ролью прессы как «общественного сторожевого» — сохранять порядок, необходимый в демократическом обществе. И Судья Дедов выразил уверенность в том, что этого невозможно добиться без сотрудничества между милиционерами и журналистами.

См. также:
Судья ЕСПЧ от России пригрозил заявителям убийством
Иногда лучше жевать, или Очередное особое мнение Судьи Дедова

Судья ЕСПЧ от России пригрозил заявителям убийством

portrait des juges de la CEDHСудя по всему, Судья ЕСПЧ от России Дмитрий Дедов нашел новую площадку для ведения своего блога: Постановления Страсбургского Суда.

Сегодня Судья Дедов поделился очередным своим особым мнением — по делу «Рябцев против России». Российский Судья оказался единственным, кто высказался против признания нарушения в отношении заявителя статьи 3 Европейской Конвенции в связи с применением к нему, по мнению остальных шести Судей Палаты ЕСПЧ, чрезмерной силы при задержании, несмотря на то, что он не сопротивлялся, а также избиением с целью получения признательных показаний, в том числе переломом ему одним из допрашивавших пальца руки. Соответственно, Судья Дедов также не согласился с мнением остальных Судей Палаты о нарушении права заявителя на справедливое судебное разбирательство, гарантированное статьей 6 Европейской Конвенции, в связи с использованием судом в качестве обвинительного доказательства при признании его виновным в совершении преступления признательных показаний, полученных в результате нарушения статьи 3 Европейской Конвенции.

Особое мнение Судьи Дедова содержит следующие примечательные пассажи (приводится в моем переводе):

«Мне интересно, зачем было нужно признание [заявителя в совершении им преступления], если [он] был задержан на месте преступления <…>

[К]ак установлено национальным судом, до задержания заявитель совершил два преступления. С 1996 по 2003 годы он отбывал наказание в виде лишения свободы по приговору суда. После освобождения он присоединился к банде и был задержан всего через два месяца. Ему были предъявлены обвинения в совершении двух преступлений: разбойного нападения на магазин и кражи картин. Во время судебного разбирательства он заявил, что не признает вину (что касается нападения на магазин, он показал, что вошел в [него] без цели хищения); однако его вина была обоснована преимущественно показаниями свидетелей и потерпевших, заключением эксперта и вещественными доказательствами (масками, оружием, картинами), и в итоге он был признан национальным судом виновным в совершении некоторых вмененных ему преступлений и оправдан в отношении других. Банда действовала на протяжении двух лет (2003—2004 годы); в ограблении принимало участие шесть ее членов (против девяти сотрудников милиции [которые осуществили задержание, получив заранее информацию о планируемом нападении]), и один из них сумел сбежать из магазина. Все эти факты вызывают еще больше сомнений в отношении возможных причин для жестокого обращения [с заявителем] и тем сильнее оправдывают применение [сотрудниками милиции] силы, чтобы остановить насилие, продолжавшееся в течение двух лет.

Что еще более важно для меня в этом деле, так это трудности, с которыми [ЕСПЧ] каждый раз сталкивается, применяя ценности, лежащие в основе Конвенции. Одна из этих ценностей – это мирная жизнь. Эта ценность такая хрупкая и чувствительная, что мы все должны ощущать ответственность за поддержание мира. Если кто-то берет в руки ружье или [другое] оружие с намерением учинить насилие, эта ценность немедленно подвергается большому риску. Таким образом, любой подобный заявитель должен понимать, что жизни других в опасности, что такая опасность неизмерима, потому что он может принять участие в убийствах, и что ему может быть причинен вред или он даже может быть убит в результате противостояния его противоправному насилию (в соответствии с условиями, сформулированными в пункте 2 статьи 2 Конвенции). Применение к заявителю силы в ходе его задержания представляло собой способ привлечь его к ответственности за проявленное неуважение к мирной жизни. Когда речь идет о подобном риске, свобода усмотрения государства должна быть шире.

Важность защиты мирного существования общества может быть легко продемонстрирована определением разбоя, сформулированным в статье 162 Уголовного кодекса Российской Федерации (которое не включено в текст Постановления [ЕСПЧ]): вооруженное нападение в целях хищения чужого имущества, совершенное с угрозой применения насилия, опасного для жизни или здоровья других».

См. также: Иногда лучше жевать, или Очередное особое мнение Судьи Дедова

Иногда лучше жевать, или Очередное особое мнение Судьи Дедова

ЕСПЧ огласил сегодня ничем особо не примечательное – с точки зрения формирования практики Страсбургского Суда – Постановление по делу «Гроссман против России» (Grossman v. Russia, жалоба N 46282/07), которым, в частности, в очередной – не первый и даже не десятый – раз признал типичное нарушение российскими судами прав заявителя, гарантированных ему пунктом 3 статьи 5 Европейской Конвенции, в связи с многократным продлением срока содержания его под стражей в ожидании завершения расследования и судебного разбирательства по предъявленным ему уголовным обвинениям в отсутствие достаточных оснований и со ссылками лишь на абстрактные формулировки оснований избрания меры пресечения из УПК РФ.

Что действительно примечательно, так это особое мнение – совместное с Судей от Монако Изабеллой Берро-Лефевр – российского Судьи Дмитрия Дедова, в котором он выражает свое несогласие с мнением большинства Судей, признавших названное выше нарушение. По мнению Судьи Дедова, необходимость собирания большого числа доказательств в сочетании с существованием в общем и целом рисков, вытекающих из предполагаемой деятельности лица, относящейся к организованной преступности, сами по себе являются относимыми и достаточными основаниями для весьма длительного – в данном случае два года и два месяца – содержания лица под стражей.

Полагаю, что дополнение указания на организованную преступность терроризмом, экстремизмом и т .д. и т. п. — это лишь дело времени.

Дело «Гроссман против России» касается совершенно типичной ситуации. При избрании меры пресечения суд сослался лишь на тяжесть преступлений, в совершении которых подозревался заявитель – он был одним из фигурантов расследования деятельности банды, члены которой предположительно совершили несколько убийств и ряд других преступлений, на отсутствие у него постоянного места жительства в месте задержания, известность местонахождения свидетелей по делу, а потому наличие возможности скрыться и иным образом воспрепятствовать установлению истины по делу. При продлении срока содержания под стражей суд просто указал, что заявитель может скрыться, продолжить заниматься преступной деятельностью, оказать давление на свидетелей и иным образом воспрепятствовать производству по делу, т.е. воспроизвел предусмотренные УПК РФ основания для избрания меры пресечения. При повторном продлении срока содержания под стражей суд указал на тяжесть преступления, исключительную сложность дела, продолжение расследования, срок которого также был продлен, тот факт, что основания, по которым была избрана мера пресечения, не отпали, заявитель может скрыться или совершить новые преступления. В следующий раз суд сослался только на тяжесть преступления и сохранение оснований, по которым была избрана мера пресечения. Наконец, при последнем продлении – на тяжесть преступления и то, что заявитель может скрыться или продолжить заниматься преступной деятельностью.

ЕСПЧ, признавая нарушение в отношении заявителя пункта 3 статьи 5 Европейской Конвенции в связи с содержанием его под стражей в течение длительного времени, в очередной раз повторил, что хотя суровость приговора, который может быть вынесен, должна учитываться при оценке риска того, что обвиняемый скроется или продолжит заниматься преступной деятельностью, необходимость длительного лишения свободы не может оцениваться лишь с абстрактной точки зрения, обосновываться лишь тяжестью преступления и возможностью назначения наказания в виде лишения свободы.

ЕСПЧ указал, что по делам, касающимся организованной преступности, когда речь идет о нескольких обвиняемых, риск того, что лицо может оказать давление на свидетелей и иным образом воспрепятствовать расследованию, если освободить его из-под стражи, часто весьма высок. Эти факторы могут оправдывать достаточно продолжительное содержание под стражей. Однако они не дают властям неограниченной возможности продлевать срок указанной меры пресечения. Конкретные факты, касающиеся этого лица, его поведение должны приниматься во внимание.

В отношении возможности запугать свидетелей или иным образом оказать влияние на расследование ЕСПЧ указал, что ничто в материалах дела не свидетельствует о каких бы то ни было попытках российских судов установить, действительно ли имеются основания для вывода о попытках заявителя сделать это. Более того, риск этого значительно снижается по мере допроса свидетелей в процессе рассмотрения дела судом. Поэтому ЕСПЧ не усмотрел оснований для вывода, что в течение всего периода содержания заявителя под стражей существовали убедительные основания полагать, что он может угрожать свидетелям или иным образом помешать производству по делу.

Что касается наличия риска того, что заявитель скроется, то российские суды не привели в своих решениях никаких оснований для подобного вывода. Российские власти указали, что заявитель ранее, в 1997 году, уже скрывался и был в розыске в течение двух лет. Однако этот аргумент впервые был выдвинут лишь при рассмотрении жалобы в ЕСПЧ. Национальные суды никогда не упоминали этого в своих решениях.

Применительно к возможности того, что заявитель продолжит заниматься преступной деятельностью, ЕСПЧ не усмотрел никаких доказательств этого в материалах, представленных российскими властями.

Наконец, Страсбургский Суд отметил, что все постановления судов о продлении срока содержания заявителя под стражей содержали лишь краткие стереотипные формулировки.

В результате ЕСПЧ отметил, что хотя основания содержания заявителя под стражей могли существовать, российским властям не удалось убедительно продемонстрировать их. В свете отсутствия достаточных относимых оснований содержания заявителя под стражей ЕСПЧ не усмотрел необходимости дополнительно рассматривать вопрос о том, проявили ли органы расследования и суд достаточное усердие в расследовании и рассмотрении дела, в ожидании завершения которых заявитель был вынужден содержаться под стражей.

По мнению же Судьи Дедова, российские суды привели относимые и достаточные основания длительного содержания заявителя под стражей. 

Свой вывод российский Судья обосновал следующим образом:

«Принимая решение о продлении срока содержания заявителя под стражей, национальные власти не просто автоматически сослались на тяжесть преступления, обвинение в совершении которого было предъявлено ему. Они отметили, что он может воспрепятствовать производству по делу, оказать давление на свидетелей или других участников судопроизводства либо уничтожить доказательства, поскольку такие действия остаются жизненно важными для преступной группы на протяжении всего периода расследования дела. [Суды] также сослались на риск того, что [заявитель] скроется или продолжит заниматься преступной деятельностью в свете того, что ранее он привлекался к уголовной ответственности.

Из материалов дела со всей очевидностью следует, что перед властями стояла сложная задача установления фактов и степени возможной ответственности каждого из 12 человек, которым было предъявлено обвинение как участникам устойчивой вооруженной группы. Палата [ЕСПЧ] сама признала, что основания содержания заявителя под стражей «могли существовать» (см. пункт [80 Постановления (в особом мнении ошибочно указан другой пункт – О.А.)]. При этих обстоятельствах и в отличие от большинства [Судей Палаты], мы считаем, что необходимость собирания большого числа доказательств из различных источников в сочетании с существованием в общем и целом рисков, вытекающих из предполагаемой деятельности заявителя, относящейся к организованной преступности, представляли собой относимые и достаточные основания для продления срока содержания заявителя под стражей на то время, которое было необходимо для завершения расследования, подготовки дела к судебному разбирательству и рассмотрения уголовного дела судом с участием присяжных заседателей».

Подобные примечательные особые мнения Судьи Дедова не являются исключением.

Напомню его первое особое мнение, которым сопровождается Постановление ЕСПЧ по делу «Ефименко против России» (Yefimenko v. Russia, жалоба N 152/04) от 12 февраля 2013 года:

«…Я полагаю, что национальный суд признал, пусть не явно, но по существу, что названное выше упущение [заключающееся в том, что заявитель был признан виновным в совершении преступлений с назначением наказания в виде лишения свободы сроком 22 года (во второй инстанции снижен до 21 года, а затем – до 20 лет и 6 месяцев) судом, состав которого в части народных заседателей не был законным, что через 6 лет (после коммуницирования жалобы властям РФ) было признано в надзоре] было несправедливым по отношению к заявителю. Это [назначение в результате нового рассмотрения уголовного дела наказания в виде лишения свободы сроком на 19 лет и 6 месяцев (автор высказывания по неизвестным причинам пишет о «снижении наказания», вероятно, сравнивая его с наказанием по отменному приговору, причем о снижении на 4 года – О.А.)] был акт гуманизма российского судьи по отношению к преступнику, признанному виновным в убийстве, похищении и вымогательстве. И я убежден, что этот акт не должен игнорироваться [Европейским] Судом [при решении вопроса о том, утратил ли заявитель, как полагает автор высказывания, статус жертвы нарушения его права на свободу и личную неприкосновенность, заключающегося в отбывании в течение более 6 лет, которые первоначальный приговор, постановленный судом в незаконном составе, оставался в силе, наказания в виде лишения свободы]».

Предпоследнее же особое мнение Судьи Дедова, приложенное к Постановлению Большой Палаты ЕСПЧ по делу «Яновец и другие против России» (Janowiec and Others v. Russia, жалобы NN 55508/07 и 29520/09) от 21 октября 2013 года, заставляет задуматься, понял ли вообще член Большой Палаты, избранный от государства-ответчика, в чем заключается предмет разбирательства: Постановление по делу о том, осуществили ли российские – не советские – власти эффективное расследование обстоятельств Катынского расстрела и не подвергали ли они в связи с этим расследованием бесчеловечному и унижающему достоинство обращению родственников жертв расстрела, по делу, которое никогда не являлось делом об ответственности России (а тем более СССР или кого-либо еще) за собственно расстрел, сопровождается особым мнением, в котором Судья Дедов рассуждает о том, что Российская Федерация не существовала в 1940 году, когда имел место расстрел, СССР был тоталитарным государством, в котором большое число семей стали жертвами сталинского режима и миллионы были уничтожены без суда, распоряжение о расстреле поляков было отдано Политбюро одновременно с распоряжением об уничтожении тысяч советских граждан, и правильным было бы привлечь к ответственности членов Политбюро, а не государство (какое?) в целом, поскольку все жители страны, являвшиеся жертвами, не могут в тоже самое время нести ответственность за преступления против человечества.

См. также: Судья ЕСПЧ от России пригрозил заявителям убийством