Пример результатов проверки жалобы в ЕСПЧ на провокацию

Данный пример результатов проверки жалобы в ЕСПЧ касается предполагаемого инициирования частным лицом (данных о связи которого с органами нет) совершения другим лицом преступления с последующим сообщением об этом в органы, под контролем которых преступление было завершено. По мнению составителя жалобы, в данном случае имела место провокация. Жалоба была подготовлена заказчиком с активным использованием одного из образцов жалоб, размещенных на моем сайте. Заказчик проверки жалобы является юристом (адвокатом).

Здравствуйте!

Значимые фактические обстоятельства Вашего дела, т.е. дела Бакуниной, существенно отличаются от обстоятельств дела, по которому была подготовлена жалоба, положенная в основу размещенного на сайте образца, на базе которого сделана Ваша жалоба.

Во-первых, там речь шла не просто об отсутствии доказательств – не считая показаний частного лица (Иванова), сообщившего в соответствующий орган о совершении в отношении него преступления – того, что это обвиняемый предложил дать взятку, но о наличии доказательств, которые – наряду со словами обвиняемого – свидетельствовали, пусть и косвенно, что предложение дать взятку поступило не от обвиняемого: это аудиозаписи (и их расшифровки) двух весьма продолжительных встреч между обвиняемым и Ивановым, которые при этом не были на отвлеченную тему, а напротив, касались именно того дела, в связи с которым возникла взятка, в ходе которых ничего не могло быть разумно интерпретировано как предложение обвиняемого дать взятку или какая-либо угроза на тот случай, если этого не будет сделано. Кроме этого имелись показания того лица, которое могло совершить значимое для названного выше частного лица действие (Сидорова), о том, что Иванов предлагал ему деньги и непосредственно (т.е. не через обвиняемого, которому деньги были даны именно с тем, чтобы их получил в итоге Сидоров). Причем вот на это на всё было обращено внимание и в суде первой инстанции, и в жалобах, поданных в вышестоящие суды.

Во-вторых, провокация обосновывается в том образце двумя самостоятельными путями. Все, что написано выше, кается только первого. Второй заключается в том, что – даже если условно допустить, что инициатором дачи взятки был обвиняемый (в образце жалобы этого, конечно, не написано, но я хочу подчеркнуть, что второй аргумент самостоятельный, он не требует наличия первого) – Иванов, давший взятку, оказал на обвиняемого давление с целью добиться завершения преступления, несмотря на отказ от него обвиняемого. Это само по себе может представлять нарушение. Подтверждением этому стало оглашенное 01 июля 2014 года (уже после подачи той жалобы, на основе которой сделан образец) Постановление ЕСПЧ по делу «Пареньюк против Молдовы» (Pareniuc v. the Republic of Moldova, жалоба N 17953/08). По этому молдавскому делу человек обратился в полицию, заявив, что налоговый инспектор потребовала с него взятку. Тогда было организовано ОРМ. Однако согласно расшифровке аудиозаписи этого мероприятия именно сообщивший о преступлении в итоге спровоцировал заявительницу на совершение (завершение, если допустить, что она его инициировала сама еще до обращения указанного лица в полицию) преступления, т.к. после совершения необходимого ему действия он спросил: «Сколько», а получив ответ: «Ничего», — стал настаивать на том, чтобы дать деньги. Вот именно это и было сочтено провокацией, а т.к. он в этот момент уже действовал в рамках операции, организованной полицией, провокацией со стороны полиции. Как видите, здесь неважно, выступила ли инспектор первоначально, до обращения названного человека в полицию, в качестве инициатора преступления. Т.к. провокация здесь признана по другой причине.

В случае же Бакуниной, во-первых, то обстоятельство, что предложение продать психотропное вещество сделал Кузьмин, подтверждается лишь собственными показаниями Бакуниной, а также данными на предварительном следствии показаниями Кузьмина. Я не усматриваю в жалобах – в ЕСПЧ и национальные суды – адекватного обоснования того, что в судебном заседании Кузьмин дал аналогичные показания. Напротив, я считаю, что соответствующий пункт изложения фактов – 2.2. – абсолютно спекулятивен. И фактически речь о сокрытии информации, которая все равно явно бросается в глаза даже при беглом ознакомлении с приложениями к жалобе. В п. 2.2. утверждается, будто бы подтверждение Кузьминым в судебном заседании своих оглашенных показаний в совокупности, надо полагать, с утверждением, что во время допроса у следователя он помнил события лучше, свидетельствует о подтверждении им, в частности, и данных ранее показаний, что именно он попросил Бакунину продать ему психотропное вещество. Это утверждение со всей очевидностью не соответствует протоколу судебного заседания, согласно которому Кузьмин прямо, явно и однозначно в ходе ровно того же самого блока ответов на вопросы гособвинителя говорит, что подтверждает все ранее данные и оглашенные в судебном заседании показания за исключением того, что это он попросил Бакунину продать «наркотики», т.к. это она предложила ему купить таковые. Другими словами, если бы непосредственно в формуляре жалобы был воспроизведен весь этот диалог с 19-й страницы файла приложений к жалобе, то, по моему мнению, любой непредвзятый читатель увидел бы, что факты дела в этой части изложены некорректно. Указанием на то, что ранее он помнил обстоятельства дела лучше, а также подтверждением ранее данных им показаний Кузьмин, с учетом прямо и явно сделанной им тут же оговорки в отношении инициатора сбыта, никоим образом не утверждал в судебном заседании, что инициатором был он. Таким образом, повторюсь, в пользу версии о том, что инициатором был Кузьмин, говорят лишь слова самой Бакуниной и не подтвержденные в судебном заседании слова Кузьмина. Кстати, в кассационной жалобе сделана попытка представить звонок и предложение, касающееся сбыта психотропного вещества, в качестве синонимов. Но это разные вещи: Кузьмин мог позвонить первым (такую возможность он и не отрицал), а вот предложение продать психотропное вещество могла сделать Бакунина. Эти вещи друг другу не противоречат.

Во-вторых, в отличие от ситуации, описанной в образце жалобы, о каком бы то ни было давлении на Бакунину со стороны Кузьмина речи в принципе не идет.

Кроме двух этих существенных различий между делами в деле Бакуниной есть важное дополнительное фактическое обстоятельство, которое значительно влияет на решение вопроса о том, имела ли место провокация, т.е. третье различие: предшествующая продажа Бакуниной психотропных веществ Кузьмину.

Причем изложение фактов в этой части в формуляре жалобы – п. 3.6. – также совершенно некорректно. Там написано, что, по показаниям Кузьмина, Бакунина ранее «никогда не продавала» ему запрещенные вещества. При этом дается ссылка на страницу 3 Приложения 8 – одну из страниц протокола судебного заседания. На ней зафиксирован вопрос защитника Кузьмину о том, первый ли раз Бакунина предложила ему приобрести психотропное вещество, в ответ на что тот сообщает, что предложила Бакунина это в первый раз. Защитник не задает вопроса о том, первый ли раз она продала ему психотропное вещество, а Кузьмин не отвечает на этот вопрос, который не был ему задан. Предложить продать психотропное вещество и продать его – это не то же самое. Что подтверждает собственно само рассматриваемое дело, одним из основных спорных вопросов по которому является вопрос о том, предложила ли Бакунина Кузьмину приобрести психотропное вещество, но не вопрос о том, продала ли она ему психотропное вещество, ответ на который бесспорен (в частности, не оспаривался защитой): да, продала. Некорректность изложения этого обстоятельства в жалобе еще более очевидна, если принять во внимание, что в протоколе допроса Кузьмина от 22 ноября 2013 года, оглашенном практически сразу же после получения названного ответа Кузьмина, прямо зафиксировано, что он говорит: «Несколько раз я приобретал у [Бакуниной] наркотическое средство – «амфетамин». И свои слова в этой части Кузьмин тут же подтверждает в судебном заседании (т.к. он подтверждает правильность всех своих показаний, не считая тех, которые касаются инициатора последнего приобретения психотропного вещества, следовательно, подтверждает и эти слова). Соответственно, некорректно и использование ссылки на п. 3.6. раздела «Изложение фактов» в пункте 13 дополнения к жалобе при обосновании провокации. (При этом я даже не затрагиваю тут то обстоятельство, что все это Бакунина и сама подтверждала в ходе предварительного расследования, отказавшись от своих показаний лишь в судебном разбирательстве, о чем Вы написали мне в своем письме.)

Данное обстоятельство, конечно, имеет важное значение. Потому что оно свидетельствует в пользу обоснованного инициирования Кузьминым приобретения психотропного вещества, даже если он действительно его инициировал. Это сравнимо с наличием у полиции достаточных доказательств того, что лицо ранее было причастно к сбыту наркотических средств или психотропных веществ, которое оправдывает инициирование очередного эпизода преступления с целью выявления и фиксации преступной деятельности. При этом я веду речь именно о сравнимости ситуаций. Потому что в рассматриваемой ситуации полиции не требовалось всего этого. Более того, не требовалось этого и Кузьмину.

ЕСПЧ по-разному оценивает ситуации, когда полиция (или другой орган) инициирует совершение преступления в отсутствие у нее достаточных оснований считать, что лицо причастно к преступной деятельности, и когда совершение преступления инициируется частным лицом, о связи которого с полицией ничто достоверно не свидетельствует, которое только после этого обращается в полицию, под контролем которой (в рамках ОРМ, например) преступление, инициированное до подключения полиции, лишь доводится до конца. В таких случаях провокация может быть признана, если установлено, что после вмешательства полиции (или до) на лицо оказывалось давление: делалось повторное предложение после его отказа, предлагалась очень большая сумма, эксплуатировались какие-то чувства или что-то подобное, что свидетельствует о неправомерном давлении на обвиняемого. Либо если нарушены процедурные обязательства рассмотреть надлежащим образом обоснованные аргументы и доказательства в пользу наличия провокации (по тому или иному основанию). Само по себе инициирование частным лицом совершения преступления другим лицом еще не свидетельствует о провокации. При этом применительно к такому частному лицу – в отличие от полиции (или другого органа) – не ставится вопрос о том, имелись ли у него достаточные основания для такого инициирования (во всяком случае, такого «качества», какие должны быть у полиции). См., например, Решение ЕСПЧ по делу «Шеннон против Соединенного Королевства» (Shannon v. the United Kingdom, жалоба N 67537/01) от 06 апреля 2004 года: там частное лицо (журналист), получив от анонимного источника сведения о том, что заявитель снабжает других наркотиками, специально в ходе одного из приемов завел с ним беседу, в рамках которой сказал, что нуждается в кокаине, а заявитель предложил достать для него кокаин (неоднократно повторив свое предложение). И национальные суды, и ЕСПЧ не усмотрели в этом как таковом проблемы, т.к. заявитель был знаком с ценами на наркотики (кстати, судя по материалам дела, Бакунина – также: даже согласно ее показаниям, данным в судебном заседании, она согласилась на предложение Кузьмина, касающееся 8 граммов амфетамина за 6,5 тыс. рублей, не сверяясь с ценами, более того, понимая, что ей перепродажа психотропного вещества за такую цену принесет доход; хотя я понимаю, что она признается, что и сама иногда раньше употребляла амфетамин, и поэтому может знать цену), смог организовать их доставку достаточно быстро (конечно, быстрее, чем Бакунина, но и она достала амфетамин в течение нескольких часов), имел возможность отказаться от совершения преступления, но не сделал этого, желая заработать (именно об этом мотиве Бакунина прямо дает показания), никакого давления на него не оказывалось (никаких доказательств давления на Бакунину также нет, она ни о чем подобном никогда и не заявляла). Более того, Постановлением по делу «Давитидзе против России» (Davitidze v. Russia, жалоба N 8810/05) от 30 мая 2013 года ЕСПЧ, учитывая схожие факторы (возможность достать немало – 6 граммов – героина в короткий срок), признал отсутствие провокации, несмотря на то, что заявителю было сделано предложение продать наркотики уже после начала ОРМ (сообщило о заявителе тоже частное лицо, выступившее закупщиком), причем в этом случае, повторюсь, преступление до обращения к органам не было начато.

Другое дело, когда таких факторов нет, а частное лицо обращается в органы с заявлением о том, что другое лицо, возможно, может продать наркотики, но ранее их ему никогда не продавало, равно как не обещало продать. См., например, ситуацию с Дружининым, описанную в Постановлении ЕСПЧ по делу «Веселов и другие против России» (Veselov and Others v. Russia, жалобы NN 23200/10 и др.) от 02 октября 2012 года. Но это не случай Бакуниной: здесь Кузьмин показал, что Бакунина до обращения в полицию согласилась продать ему психотропное вещество и ранее продавала ему «наркотики».

См. также еще два Постановления ЕСПЧ по делам «Милиниене против Литвы» (Miliniene v. Lithuania, жалоба N 74355/01) от 24 июня 2008 года и «Горгиевски против Македонии» (Gorgievski v. “the FYRM”, жалоба N 18002/02) от 16 июля 2009 года, которыми признано отсутствие провокаций, т.к. проверочные мероприятия были проведены соответствующими органами после обращения к ним частных лиц, о сотрудничестве которых с этими органами до обращения ничто не свидетельствует, в отсутствие какой-либо иной информации о причастности заявителей к преступной деятельности, преступления начали совершаться до такого обращения, неправомерных мотивов, по которым частные лица могли действовать, не установлено, давления на заявителей не было, процессуальные гарантии соблюдены (т.е. надлежащие ответы на аргументы заявителей на национальном уровне получены).

Таким образом: полиции никакие другие данные для проведения ОРМ в этом случае не требовались, т.к. речь об обращении к ней конкретного частного лица – Кузьмина – с заявлением о преступлении, которое начало совершаться до такого обращения, т.е. до причастности к делу полиции (никаких доказательств предшествующего сотрудничества Кузьмина с полицией не представлено), самому Кузьмину – как частному лицу – также не требовалось достаточных доказательств причастности Бакуниной к сбыту психотропных веществ, при том, что в принципе они у него имелись, т.к. он раньше приобретал у нее амфетамин, а кроме того дело отличается наличием ряда факторов, которые, согласно практике ЕСПЧ, свидетельствуют в пользу отсутствия провокации, даже когда преступление инициируется соответствующим органом на основании лишь единичного сообщения о причастности лица — в принципе — к сбыту запрещенных веществ (средств).

Да, конечно, больше значение также имеет соблюдение процессуальных гарантий. Национальные суды должны тщательно (и отдельно от вопроса о наличии признаков состава преступления) рассмотреть вопрос о наличии признаков провокации, исходя из аргументов обвиняемого и доказательств, на которые он ссылается, должным образом ответив на них. Даже когда речь идет о том, что преступление было начато до обращения в полицию частного лица, сообщившего о нем, в результате чего от полиции не требовалось иных оснований для осуществления проверочных мероприятий, и даже в отсутствие доказательств давления на обвиняемого нарушение процессуальных гарантий может привести к выводу о провокации. См. Постановление ЕСПЧ по делу «Санду против Молдовы» (Sandu v. the Republic of Moldova, жалоба N 16463/08) от 11 февраля 2014 года.

Но чтобы процессуальные гарантии в принципе заработали, необходимо, чтобы хотя бы на первый взгляд аргументы обвиняемого не были явно необоснованными (см. пункты 146—147 Постановления по делу Давитидзе). В случае Бакуниной обоснованность ее аргументов не очевидна. Кроме того, в суде первой инстанции о провокации в принципе не заявлялась. В то время как именно этот суд наилучшим образом предназначен для того, чтобы ответить на соответствующие аргументы. В т.ч. по той причине, что в рамках разбирательства в суде именно этой инстанции могли быть заданы соответствующие дополнительные вопросы Кузьмину. Их мог поставить перед ним как сам суд, так и государственный обвинитель в ответ на соответствующие аргументы стороны защиты о провокации. В частности, мог быть более тщательно рассмотрен вопрос о том, продавала ли ранее Бакунина психотропные вещества Кузьмину, по чьей инициативе это происходило ранее. В отсутствие аргументов о провокации и учитывая признание Бакуниной своей вины, суду первой инстанции не имело никакого смысла рассматривать все эти вопросы. Суд апелляционной (а тем более кассационной) инстанции для исследования всего этого предназначен куда хуже. Наконец, что важнее всего, и в апелляционной и кассационной жалобах не содержится таких важных аргументов в пользу провокации преступления, на которые суды не дали бы более или менее содержательных ответов.

Как я уже написал выше, утверждение, будто бы Кузьмин в судебном заседании признал, что предложение поступило от него, необоснованно. Да, суд, конечно, имел дело с ситуацией, когда у него имелись показания Кузьмина, данные на предварительном следствии, и те, которые он дал в судебном заседании, которые в относительно значимой части, касающейся того, кто инициировал покупку, противоречили друг другу. Однако это противоречие сам Кузьмин признал. Защита никаких вопросов ему в связи с этим не задала. Оснований обвинять его во лжи не представила. Кроме того, как я писал выше, это обстоятельство все же имеет не такое критическое значение, как может показать: учитывая, что начало совершения преступления предшествует вмешательству полиции (доказательств иного не представлено), т.е. даже если его инициировал Кузьмин, то он сделал это, действуя в личном качестве, а предложение продать ему психотропное вещество, которое он мог сделать Бакуниной в личном качестве, не свидетельствует однозначно в пользу провокации. В отличие от случаев, когда такое предложение — в отсутствие достаточных доказательств причастности лица к преступной деятельности — делается сотрудником соответствующего органа или частным лицом в рамках уже проводимой таким органом операции (и даже в подобных случаях бывают исключения, когда о провокации говорить невозможно).

Дело, по которому Верховный Суд РФ вынес Определение N 46-Д13-23, на котором также основаны поданные в суды жалобы, существенно отличается от рассматриваемого. Там ОРМ было проведено на основании рапорта, в основу которого положена информация из неизвестного источника, точное содержание которой тоже неизвестно, которая не свидетельствовала о том, что некое конкретное преступление начало совершаться, после чего приглашено лицо для участия в ОРМ в качестве закупщика. В случае Бакуниной все иначе: сведения были сообщены конкретным лицом, причем частным, на заявление которого о преступлении органы должны были реагировать (на что всегда в таких случаях обращает внимание ЕСПЧ), речь шла о конкретном преступлении, которое уже начало совершаться, и закупщиком в рамках проведенного в связи с этим ОРМ выступило то самое сообщившее о преступлении частное лицо.

Да, как справедливо написано в жалобах, никаких данных из других источников о причастности Бакуниной к сбыту психотропных веществ, у полиции не было. Однако в свете написанного выше это не имеет значения. Здесь другой случай: работа по сообщению о начавшем совершаться конкретном преступлении, полученная от конкретного частного лица, которая была проверена посредством ОРМ. К этим случаям применимы другие подходы. В частности, не требовалась никакая предварительная работа по проверке сообщенных сведений до проведения ОРМ. Ни о чем подобном в подходящих к таким случаям решениях ЕСПЧ (абсолютно все они названы в этом тексте) речи не идет. Кстати, обратите внимание, что именно из-за неприменимости этого аргумента он не упоминается в образце жалобы, который Вы использовали, в то время как там речь также идет о проведении ОРМ на основании лишь обращения одного частного лица.

Аргументов в пользу оказания на Бакунину давления (например, предложена слишком большая сумма за наркотики, в результате чего выгода была чрезмерной, высказаны какие-то угрозы, поступило повторное предложение после ее отказа) не представлено. Аргументов в пользу того, что Кузьмин был с ней в неприязненных отношениях, которые могли бы повлиять на его поведение, не представлено. Аргументов в пользу того, что еще до первого звонка Бакуниной Кузьмин уже сотрудничал с полицией, не представлено. Аргумент о том, что он эксплуатировал дружеские отношения (и через это склонил к совершению преступления), не заявлен (более того, судя по показаниям как Кузьмина, так и самой Бакуниной, они были не более чем знакомыми).

В Постановлении по делу Веселова и других, ссылка на которое дается в жалобах, речь о другой ситуации. Более или менее сравнимой может быть только ситуация с одним из заявителей по этому делу – Дружининым (в остальных случаях речь не идет об обращении частного лица с сообщением о совершении преступления или хотя бы о вовлечении заявителя в преступную деятельность). Дело же Дружинина значительно отличается от рассматриваемого, что следует из написанного выше. Дополнительно отмечу, что в Постановлении по этому делу применительно к ситуации с Дружининым ЕСПЧ прямо отметил, что частное лицо, выступившее закупщиком, не утверждало, что когда-либо ранее приобретало наркотические средства у заявителя. В отличие от рассматриваемой ситуации. Более того, там не было и сообщения о каком-либо начатом заявителем преступлении. Там частное лицо лишь сообщило, что оно почти наверняка может сделать так, что заявитель достанет для него «винт». У Бакуниной совершенно иной случай.

Таким образом, фактически в апелляционной и кассационной жалобах не предъявлено никаких аргументов в пользу провокации. А потому трудно утверждать, что отказ судов апелляционной и кассационной инстанций подробно и тщательно рассмотреть каждый аргумент свидетельствует о нарушении процессуальных гарантий от провокации.

Соответственно, провокация преступления в жалобе в ЕСПЧ фактически не обоснована. И я полагаю, что провокацию, исходя из фактических обстоятельств дела и применимой практики ЕСПЧ, практически невозможно качественно обосновать. И я был бы очень удивлен, если бы ЕСПЧ заинтересовался хотя бы рассмотрением такой жалобы по существу.

Казалось бы, в жалобе в ЕСПЧ можно выйти за пределы апелляционной и кассационной жалоб: заявить, что Кузьмин эксплуатировал знакомство с Бакуниной, и то обстоятельство, что она была знакома с ним, повлияло на ее решимость совершить преступление, а потому фактически речь идет о чем-то вроде недопустимой эксплуатации дружеских чувств, заявить, что Бакунина находилась в тяжелом материальном положении <…>, что также могло быть известно Кузьмину и повлияло на ее решимость продать ему психотропное вещество. Но я не вижу во всем этом смысла, т.к. в этом случае пришлось бы обосновывать, что в России нет внутреннего средства правовой защиты от провокации. Во всяком случае, от некоторых ее разновидностей. Т.е. обосновывать, что все это бессмысленно было писать в жалобах, поданных в национальные суды, т.к. практически не могло привести к признанию нарушения. Но это едва ли можно серьезно обосновать, несмотря на то, что провокацию российские суды признают достаточно редко. ЕСПЧ заявлял, что он не считает, что в России отсутствуют внутренние средства правовой защиты от провокации. В качестве последнего прямого подтверждения этой позиции см. Решение по вопросам приемлемости жалобы «Валкадов против России» (Valkadov v. Russia, N 25730/06) от 05 мая 2014 года. В нем указано, что заявление о провокации должно быть сделано «четко и в надлежащее время в рамках разбирательства на национальном уровне». Поскольку заявителем такого заявления сделано не было, жалоба в этой части была признана неприемлемой, в частности, из-за неисчерпания внутренних средств правовой защиты.

Таким образом, речь может идти лишь о перефразировании (толковании) того, о чем написано в апелляционной и кассационной жалобах. Но в них фактически нет аргументов в пользу провокации, которые были бы основаны на применимой практике ЕСПЧ. Т.е. на той практике, которая касается случаев проведения негласных мероприятий с целью проверки сообщения частного лица (доказательств связи которого с органами до обращения к ним нету) о том, что другое лицо уже начало совершать преступление, которое, таким образом, в принципе не могло быть инициировано органом, который провел ОРМ, при том, что доказательства давления на Бакунину как до такого обращения в органы, так и после отсутствуют. Единственное, что хоть как-то имеет отношение к применимой практике ЕСПЧ, это то, что Кузьмин, возможно, сам предложил Бакуниной продать ему психотропное вещество. Однако, как я уже разъяснял, применительно к такому типу ситуаций это само по себе о провокации не свидетельствует. А тем более не свидетельствует в силу наличия ряда дополнительных специфических обстоятельств: знания ей цен на наркотики (в т.ч. в таком немалом количестве), способности весьма быстро достать их. И это при том, что сам факт просьбы Кузьмина является спорным. Всё. Больше аргументов на фактических обстоятельствах дела не построишь. С учетом всего этого, чтобы обосновать провокацию, нужны признаки давления на Бакунину со стороны Кузьмина до начала ОРМ или после. Никаких доказательств этому нет. Ни о каком давлении ни одному суду никто никогда не заявлял. Остается только процессуальный аспект провокации. Но суды должны тщательно рассмотреть только действительно важные аргументы. А таким, в силу написанного выше, является только аргумент о том, что Кузьмин мог сам попросить психотропное вещество (при том, повторюсь, важность этого аргумента сама по себе не бесспорна). Но что суды могли ответить защите на это? У них были четкие показания Кузьмина в суде. К их достоверности предъявляется только одна претензия: то, что они противоречат показаниям самой Бакуниной. Никаких других аргументов в пользу их недостоверности нет. При этом Кузьмин дает показания под угрозой уголовной ответственности за дачу ложных показаний, а Бакунина – нет. Пусть национальные суды этого и не упоминают. Но это не значит, что те, кто сидят в ЕСПЧ, этого не понимаю. Национальные суды отдали предпочтение показаниям Кузьмина. Можно ли предъявить здесь претензию, что в спорной ситуации они не истолковали сомнения в пользу Бакуниной? Можно. Но фактически это едва ли имеет смысл. Т.к. ЕСПЧ рассматривает такого рода претензии крайне редко. Обычно только в случае явного произвола национальных судов. Тут я такого не вижу.

Поэтому я не вижу, что можно было бы сделать с жалобой в ЕСПЧ, чтобы она стала обоснованной.

В любом случае, если Вы все же решите подавать ее, обратите внимание, что приложения к жалобе должны быть пронумерованы, страницы приложений к жалобе должны быть пронумерованы. Я рекомендую сделать заявительницу заявительницей (а не заявителем). При мужском роде текст трудно воспринимать, каждый раз взгляд «спотыкается» об слово в мужском роде.

Я также рекомендую подумать над тем, чтобы исправить необоснованные утверждения в изложении фактов (о показаниях Кузьмина в судебном заседании).

В пункте 2 изложения фактов лишнее слово «тоже» (показания Кузьмина – не единственное доказательство). Везде, где написано «см. страница», нужно изменить на «см. страницу». П. 3.1. – граммов вместо грамм. П. 3.4. – не хватает запятой после второй закрывающей скобки. П. 4.1. – нужно изменить про «основание, послужившее началом». П. 4.2. – «оперативно-розыскного» вместо «следственного» (то же в п. 5.1.). В следующем предложении пропущена запятая после фамилии. 5.1. – речь не про отказ в удовлетворении, а про отказ в передаче на рассмотрение в заседании суда кассационной инстанции. И не про суд, а про судью. Во втором абзаце этого пункта после точки и троеточия в угловых скобках должна быть заглавная буква.

По поводу же формулировки нарушения (как в п. 37 формуляра, так и в дополнении к нему), то мне фактически нечего сказать, т.к., повторюсь, я не вижу возможности обосновать провокацию. То, что сейчас там написано, основано на неприменимой практике ЕСПЧ: никаких сведений о причастности лица к сбыту наркотических средств или психотропных веществ в случае обращения частного лица с информацией о начале совершения конкретного преступления и не требуется, поэтому совершенно нормально, что на основе этой информации было проведено ОРМ; в таких ситуациях инициирование преступления частным лицом до обращения в полицию большого значения не имеет, кроме того, защита никаких серьезных аргументов в пользу инициирования им преступления, не считая слов самой Бакуниной, допрошенной без какой-либо гарантии правдивости ее слов, не выдвинула, свои показания, данные на предварительном следствии, в этой части Кузьмин опроверг, никаких вопросов защита перед ним в связи с этим не поставила, а потому и судам фактически не на что было отвечать, им нужно было лишь сделать выбор между двумя противоречащими друг другу доказательствами, который они сделали. Плюс начинается все со спекулятивного изложения фактов (в части показаний Кузьмина). А больше в обоснование провокации в формуляре жалобы и приложении к нему ничего не приведено. В дополнение к лишь частично относимой практике, взятой из моего образца (причем с сохранением явно неподходящих частей, как, например, весь пункт 12: ведь ни о каком неправомерном воздействии речи здесь не идет, в отличие от ситуации, описанной в образце).

С уважением,

Олег Анищик

См. также:
Пример результатов проверки жалобы  на отмену в порядке «новой кассации» вступивших в законную силу судебных актов;
Пример результатов проверки жалобы на нарушения права на справедливое судебное разбирательство по делу об административном правонарушении.

Метки

Возможность комментирования заблокирована.